Разрезающий лабиринт

2. Минхо

Сирота лежал в постели, свернувшись калачиком и натянув на голову одеяло. Он не хотел, чтобы кто-то видел его мучения. Его вину и позор.

В столовой он совершил ошибку – вообразил себя Минхо, достойным носить имя. Такое кощунство неминуемо разбило бы сердца его предков. Тех, кто его учил. Тех, кто умер, дав ему возможность стать Сиротой. Он – ходячее оскорбление для братьев-сирот, спящих в своих постелях. Вокруг, на десятках коек, выстроившихся в ряд, словно танки, ожидающие отправки на войну, лежали люди, которые в лучшем случае могли плюнуть ему в лицо, если бы узнали, а в худшем – убить. Точно убили бы.

Он для этого родился. Его для этого воспитали. Вымуштровали. Он – Сирота.

У Сироты нет имени. Сироте не нужно имя. Лежать под горячим, как печка, одеялом, обливаясь потом и испытывая вселенские муки, было невыносимо. Выглянув из-под одеяла, не наблюдают ли за ним, он откинул колючую шерсть и сел, поставив босые ноги на прохладный каменный пол. Уперся локтями в колени и закрыл лицо руками. Потер глаза и лоб. Что делать? Он не мог больше оставаться ни в этой постели, ни в этом бараке. Будь все проклято!

Сирота встал, вытащил из сундучка в ногах одежду и быстро оделся, стараясь вести себя как можно тише. Если кто-то спросит, он скажет, что живот подвело. Вряд ли кому-то захочется составить компанию.

Он прошел к двери, миновав по пути восемь или девять кроватей; несколько чутко спящих сирот подняли головы, но ничего не сказали. Часовой, клевавший носом над замусоленной старой книгой, просто кивнул. Сирота не понимал, почему так нервничает. Во-первых, он не собирался нарушать никаких законов. Во-вторых, что он мог сделать? Бегать голым по казарме и пугать людей? В нерабочее время оружие заперто, а если бы он додумался ходить с ножом, его бы заперли пожизненно или казнили в назидание остальным. Как пить дать казнили бы.

Нужно просто глотнуть воздуха. Небольшой перерыв, перезагрузка, и он вновь посвятит свою жизнь делу, ради которого родился и вырос. Нужно прекратить называть себя Минхо, пока эта глупость не проросла в сознании до такой степени, что он не сможет больше скрывать, и не только от себя.

В шахту. Да. Вот куда он пойдет. Отлично. Шагая по коридорам казармы, Сирота, к своему удивлению, обгонял довольно много людей. Ему всегда казалось, что защитники нации никогда не отдыхают. Тем лучше: можно не опасаться, что его бессонница привлечет нежелательное внимание. Он неторопливо брел по коридору, держась особняком, как Моисей, наслаждаясь движением, прохладой камня, пламенем факелов, дружелюбными лицами. Куда меньше удовольствия доставлял запах пота, но Сирота давно привык. Скоро он дошел до цели.

Шахта, единственное место на всем подвальном этаже, где можно увидеть небо, да и то через вертикальный каменный колодец высотой в две сотни метров, представляла собой часть огромной вентиляционной системы, которая обеспечивала воздухом Сироту и ему подобных. Сверху капала вода, расплескиваясь крошечными фонтанчиками на блестящих черных плитах. Сирота ушел в дальний угол и сел, оперевшись спиной на кривую стену шахты. Дождь приятно холодил кожу. Свежий воздух, мелкие капли дождя, прогулка – все это его взбодрило, помогло преодолеть уныние.

Никто его ни о чем не спрашивал. Никто не трогал. Он закрыл глаза. Время шло.