Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
9. Мун Рос
В студенческом общежитии Люсьен познакомился с голубоглазой, как и он сам, Мун Рос, изумительной девушкой, поражавшей его воображение. Когда Мун Рос с модной прической каре темно-каштановых, слегка вьющихся волос шла по коридору в своем шелковом халате, Люсьену казалось, что Мун Рос – фея из волшебного сна, струящаяся по коридору студенческой общаги. Мун Рос обладала точно такими же аристократическими пальцами с безупречным маникюром, казавшимися верхом совершенства, как у той девушки – «высшего существа», с которой Люсьен познакомился в прошлом году на танцах.
Конечно, Люсьен давно заметил Мун Рос, только слепой мог бы ее не заметить. И ему и в голову не приходило, что он может претендовать на эту волшебную фею. Мун Рос тоже заметила симпатичного мальчика, украдкой с восхищением посматривающего на нее. Для Мун Рос это не было чем-то невиданным, у нее хватало поклонников. Все-таки этот русоволосый мальчик, слегка растрёпанный, высокий, и, пожалуй, всё, почему-то ей запомнился.
Люсьен курил в курилке, потому что в комнатах курить было строго-настрого запрещено, и, к тому же, спать в накуренном помещении – еще то удовольствие. Поэтому он курил, как и положено, в курилке. Был вечер, если уже не ночь. Он читал, сидя на подоконнике.
Вошла Мун Рос и почти от порога спросила:
– Что пишут? Привет.
– Драйзер «Финансист», привет, – ответил Люсьен, у него как-то сразу пересохло во рту.
– Фрэнк уже нашел свою голубоглазую Эйлин? Дай прикурить, зажигалку забыла. – Голубоглазая Мун Рос показала сигарету, зажатую большим и указательным пальцами с ухоженными и блеснувшими бледно-красными ногтями. Люсьен чуть не упал с подоконника, так ему было неудобно перед феей. «Как я не заметил, что у нее сигарета». Люсьен моментально встал с подоконника и достал зажигалку. Пока фея прикуривала, он смотрел на ее высокий лоб в обрамлении слегка завитых каштановых волос. Мун Рос не случайно вспомнила, что Эйлин голубоглазая, этот мальчик на подоконнике тоже был голубоглазый блондин, как Эйлин, только мальчик. Тогда у нее никаких намерений знакомиться с этим экземпляром мужского племени не было. Просто забыла взять зажигалку. Мун Рос прикурила и держала сигарету очень осторожно, прижимая указательным и средним пальцами, большой и безымянный складывала крестиком. Эта композиция пальцев напоминала бы скрещенные пальцы священника, благословляющего паству, если бы не сигарета и слегка оставленный в сторону мизинец. При этом руку в локте Мун Рос сгибала, а ладонь была направлена чуть в сторону от собеседника. Маникюр у Мун Рос был абсолютно безупречный в любое время.
– Как раз Каупервуд попал в тюрьму, и к нему пришла Эйлин. – Сказал Люсьен. У него стало сильней биться сердце, и он опасался, что девушка услышит этот грохот.
– Я Мун Рос, а тебя как зовут? – Она приподняла левую бровь, смотрела на Люсьена с полуулыбкой, ожидая ответ.
– Люсьен. Свободный человек в свободной стране. Добрый и отзывчивый. Это немного рекламы было. – Ответил Люсьен. Он уже знал, что фею зовут Мун Рос, ему сказал однокурсник, но он предпочел не признаваться.
– Реклама – двигатель всего, что действительности не соответствует. – Мун Рос улыбалась, показывая, что оценила шутку Люсьена. – В целом, сволочь этот Каупервуд, – сказала Мун Рос, – дурил женщинам головы и бросал. – Мун Рос внимательно, словно оценивая на «мужской сволочизм» этого «доброго и отзывчивого» парня, слегка наклонив голову, посмотрела на Люсьена.
– Любовь, – сказал Люсьен, не желая вступать в противоречия с феей. От взгляда Мун Рос он хотел убежать и был удивлен, откуда такая реакция. Он положил на подоконник беспомощного «Финансиста», что помогло ему взять себя в руки. Внешне Люсьен вел себя очень корректно, и его внутренние терзания и смущение никак не были заметны.
– Да, любовь. – Согласилась Мун Рос, поправляя волосы. Люсьен всей кожей ощутил, насколько она красива при этом движении. – У тебя есть подруга?
– Да. – Соврал Люсьен от неожиданного вопроса. – То есть теперь нет.
– Да или нет?
– Да нет. – Люсьен развел руки в стороны, отчего дым его сигареты прочертил кудрявую линию.
– Велик и могуч русский язык, – улыбнулась Мун Рос.
Спросить, есть ли у Мун Рос друг, Люсьен не решился, а мирно решил перевести беседу в другое русло.
– Ты ведь на нашем факультете учишься?
– Ах, – вздохнула Мун Рос. – Нет, Люсьен, я тут просто мимо на троллейбусе проезжала. Решила перекурить.
Тут уж Люсьен не выдержал и слегка покраснел. Мун Рос заметила: «Ба, мальчик смущается!». Это открытие ее куда больше заинтересовало, чем то, что этот красавчик читает Драйзера. Дураков в университете было мало, красивых парней больше, но так, чтобы с признаками интеллекта, симпатичный, да еще и смущался. Мун Рос встретила такого впервые. Она ласково улыбнулась и сказала:
– Пусти меня на свой подоконник, а то набегалась за день.
– Да, пожалуйста, запрыгивай, – уже взявший себя в руки Люсьен галантно предложил свой подоконник. Мун Рос вспорхнула на подоконник, а Люсьен остался стоять перед ней. Они стали говорить о литературе. «Финансист» так и лежал на подоконнике, только косвенно участвуя в обмене мнениями. Многое из того, что называла Мун Рос, Люсьен читал.
– Ремарк немного предсказуем, – сказала Мун Рос.
– Я читал, – сказал Люсьен.
– Что именно?
– «На западном фронте без перемен».
– Понятно. Почитай «Триумфальную арку», «Ночь в Лиссабоне».
Хэмингуэй нравился им обоим. Вспомнили Джойса и Сартра. А когда Люсьен упомянул Кафку, хотел блеснуть, Мун Рос сделала на лице такую гримасу, словно ядреный лимон попался, и сказала:
– Брррр, очень утомительно, плохо заходит.
– Я тоже не в восторге от Кафки, – мгновенно согласился Люсьен. Он подумал, что так хочет угодить Мун Рос, что ни в чем старается ей не перечить. «Так, наверное, нельзя. Это неправильно с любой точки зрения. Неужели я влюбился!» – думал Люсьен. Эта мысль «влюбился» очень его поразила.
Потом они пошли в комнату отдыха и разговаривали обо всем на свете почти до утра. После этого затянувшегося разговора Люсьен подумал, что это вот не так просто и, вероятно, он вызывает какой-то интерес у феи.
Много дней спустя, когда Люсьен поведал о своих мыслях по поводу их всенощного бдения, Мун Рос засмеялась и сказала: «Ну ты прям догадал! Я думала, что ты никогда не решишься сделать хоть шажок навстречу».
На самом деле он шажок этот пытался сделать, и это ему не просто давалось, у него такое чувство возникло тогда, словно он в гастрономе пытается стырить ящик конфет. Вскоре после ночных посиделок Люсьен попытался проявить робкую инициативу, приобняв Мун Рос при следующей встрече. Она улыбнулась: «Я уже подумала, что ты совсем безнадежен», – и поцеловала его губы, очень нежно. Ее губы были такими мягкими, сладкими и… и живыми, что Люсьен не мог объяснить словами всю гамму неведомых чувств, обрушенную на него этим прикосновением губ. Люсьен поцеловал как-то одноклассницу Светку, но то было на спор и прилюдно. За что он получил от Светки пощечину, и она сплюнула, как будто Люсьен ее измазал слюной. Но это было не так. Бросок, прикосновение к губам Светки, и не успел отпрыгнуть, получил по щеке. У Светки была отменная реакция, она занималась пинг-понгом в секции. Смех в классе стоял гомерический. Светка покраснела, а Люсьен был «героем», хотя и потирал ушибленную щеку. Тот поцелуй – это было не то. Так, хулиганство и баловство. Потом Люсьен и Светка многие годы после школы дружили, созванивались, обменивались новостями, иногда встречались и могли подолгу разговаривать о прошлом, об одноклассниках и просто проводить время вместе. Как таковой любви между ними не было, хотя это, кажется, идет против природы. Мужчина и женщина, конечно, могут дружить, но в основе этой дружбы залегает разница полов, при случае эта разница может и в любовь перерасти. Светка вышла замуж и уехала с мужем военным далеко на восток. Как-то они случайно, хотя что есть случай, если люди в многомиллионном городе встречаются в одном вагоне метро на одной ветке в одно и то же время, это случайно или неумолимый рок событий? Светка ехала с вокзала с мужем и сыном, юным сорванцом, блестевшим Светкиными глазами. Люсьен и Светка так обрадовались и так весело весь путь болтали, что ее муж, суровый мужчина с военной выправкой, стал даже подозрительно посматривать на Люсьена. Светка почувствовала это и похлопала мужа по руке. Люсьен понял, кто в этой паре главный. Больше Люсьен и Светка никогда не встречались. Сыграл ли в этой дружбе тот хулиганский поцелуй свою роль или не сыграл, неизвестно.
***
Когда тебе едва исполнилось семнадцать, и у тебя практически нет опыта общения с прекрасной половиной человечества, шажок дается, словно прыжок через бездну. Люсьену было семнадцать лет, и он, «мальчик-колокольчик, ни разу не динь-динь», очень медленно двигался в направлении вот этого решительного шажка навстречу. Он был влюблен в Мун Рос и при одном её появлении едва ли не впадал в ступор. Однако мог взять себя в руки и хоть целую вечность болтать с Мун Рос о чём угодно. Люсьен был очень начитанным мальчиком, «отличался умом и сообразительностью», как говорила Мун Рос, но только не в плане любви. В конце концов это ей надоело, и она взяла инициативу в свои красивые руки с прекрасным маникюром на пальцах.
Мун Рос было двадцать лет, и разница с Люсьеном в три года делала её на сто голов выше в плане любви и много чего еще. Конечно, под влиянием феи Люсьен стремительно рос во всех отношениях. А пока Мун Рос называла его Маленьким принцем и покровительствовала. Они гуляли вместе, появлялись под руку на факультете или на различных студенческих мероприятиях. Однажды на выставке современного искусства незнакомый Люсьену студент старших курсов подошел к Мун Рос и довольно развязно, как показалось Люсьену, сказал:
– Привет, Рос.
Мун Рос иногда называли вторым именем, Люсьен никогда свою фею по имени не называл, он сам не мог бы объяснить почему. Вероятно, некое табу на священное для него имя.
– Привет, – отвечала небрежно Мун Рос.
– Это твой новый паж, – сказал старшекурсник, даже не взглянув на Люсьена. Люсьен напрягся, потому что счел это оскорбительным не столько по отношению к нему, сколько к самой Мун Рос. Она почувствовала, как на руке Люсьена заиграли мышцы, она улыбнулась Люсьену и положила кисть прелестной руки на руку Люсьена, успокаивая его, а старшекурснику сказала с очаровательной улыбкой, приподняв левую бровь и глядя на него с совершенным презрением, словно лимон оказался слишком кислым:
– Пошёл вон! Не завидуй.
– Ладно, ладно, я же только спросить, без задней мысли.
– Похоже, без всякой мысли, – засмеялась Мун Рос.
У неё были обширные знакомства, и Люсьена это немного коробило, он слегка ревновал. Ревновать ее сильно Маленький принц не мог, потому что невозможно ревновать богиню. Можно лишь испытывать благодарность за то, что она позволяет быть рядом. К тому времени шажок во Вселенную любви был преодолен, разумеется, заслуги Люсьена в преодолении было немного.
Он пришёл в её комнату, было воскресенье. Мун Рос была одна и, как обычно, что-то читала, лёжа на кровати. До пояса укрылась одеялом, потому что морозы и в общежитии было не жарко. Её халат слегка приоткрылся, и Люсьен видел, что на Мун Рос не было бюстгальтера! Он старательно отводил глаза от этой бреши в женский мир «куда нельзя». Как чуть позже выяснилось, на его прекрасной и волшебной Мун Рос, кроме халата, вообще ничего не было. После обычных «привет-привет» Мун Рос предложила Люсьену присесть к ней на кровать, стулья все равно были заняты разными вещами, висевшими и лежавшими на них. Люсьен присел на самый краешек, где-то ближе к ногам, и покраснел, как вареный лобстер. Мун Рос улыбалась, ласково глядя на «вареного» Люсьена, подвинулась и предложила сесть ближе, почти как в мультфильме про Маугли, когда удав Каа предлагает бандерлогам подойти поближе. Люсьен очень разволновался.
Мун Рос чувствовала, как он дрожит от волнения, это ей нравилось, и она сама стала волноваться, как будто в первый раз. Она привлекла Маленького принца к себе и стала нежно целовать лицо и губы Люсьена, находившегося в полуобморочном состоянии. Однако при помощи Мун Рос случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Девственность Люсьена приказала долго и счастливо жить. Всё это действо заняло несколько минут, а сама любовь меньше минуты. Люсьен был в шоке, а Мун Рос засмеялась и сказала: «Мы как первоклашки, ничего, нужно работать. А пока считай, что я тебя изнасиловала». Потом они целовались и читали стихи. Читала Мун Рос, а Люсьен не мог ничего сказать, так как был потрясен случившимся.
Так Люсьен впервые получил ключ и попал в пределы Вселенной любви. Он был счастлив настолько, что ничто другое не шло в сравнение с этими чувствами. Вселенная дает человеку счастье любить и быть любимым, но там есть и строгие правила, нарушать которые нельзя, потому что счастье мгновенно превращается в свою противоположность, как волшебная карета в тыкву. К сожалению, и Люсьен, и Мун Рос, как и миллионы обитателей Вселенной, никогда не задумывались над правилами и смыслами жизни во Вселенной любви.
Люсьен был юн, счастлив, влюблен по уши в Мун Рос и писал стихи. А что еще прикажете делать влюбленному юноше?
Я – радуга
в потоке твоих слез,
Я – бездна
в мире твоих грез,
Я – бесконечность
на твоем пути,
Я – боль и скорбь
в твоей груди.
Я – волшебство,
я – радость, свет,
Я – сладкий яд,
и слаще нет.
Я – милая услада глаз.
Я – твой и пепел,
и алмаз.
Я – для тебя и плоть,
и кровь.
Так знай же!
Я – твоя любовь!
Мун Рос прочитала и написала наискосок около строки «Я – волшебство, я – радость, свет» свой вердикт: «Собственность Мун Рос, возврату и обмену не подлежит!»
***
Люсьен стал часто бывать в комнате Мун Рос, где жили ещё две девушки-студентки. Длинная и худая Клава, ее кровать стояла у окна, и маленькая, пухленькая и восторженная девушка Алла, жившая за шкафом напротив худой Клавы. Кровать Аллы стояла за шкафом, перегораживающим комнату почти пополам. Она иногда говорила: «Живу за шкафом, никого не трогаю, но я всё слышу». Это была дежурная фраза Аллы, когда Люсьен и Мун Рос, сидя, начинали страстно целоваться, кровать Мун Рос из-за шкафа Алла не видела, но всё слышала. Обычно Мун Рос отвечала: «А ты не подслушивай, лучше уроки учи».
В этот раз Алла увлеченно и долго рассказывала о непростых отношениях ее двоюродной сестры Зины и какого-то парня, отчаянно ухаживающего за Зиной.
– …Они ходили в кино «Вечное сияние». Зина расчувствовалась, а ее парень приставал к ней. Она очень обиделась. Даже хотела с ним расстаться. Он такой черствый, подумала…
Люсьену поднадоело слушать эту бесконечную мыльную оперу, и он вмешался в рассказ:
– Вот так смотрят фильм, они бы еще в театр пошли на «Турандот», к примеру, узнали бы, что путь к любви лежит через гору отрубленных влюбленных голов. Ромео с Джульеттой вообще идеал любви! В конце все умерли. Смотрят, переживают выдуманные и сыгранные, пусть и талантливо, страсти, а бурю эмоций человека, который рядом, только руку протяни, считают домогательствами. Вот где тут логика? Ещё и черствым обзывают! Алла, дорогая, открой народу главную тайну этой Санта-Барбары. Парень этот черствый, ну он ее, Зину эту, того хоть трахнул?
– Фу, пошляк! – откликнулась худая Клава на «нехорошее» слово, сказанное Люсьеном.
– Не-е-ет, что ты! Он очень воспитанный парень, девушку бить не будет! – Воскликнула Зина.
Даже молчаливая Клава согнулась всей своей худобой и беззвучно залилась смехом до слез, и покраснела. Люсьен подумал, глядя на Клаву, что эта тихоня в курсе, чего на вид и не скажешь.
– А что я такого сказала?! – Удивилась Зина.
– Ничего, проехали, – ответил Люсьен, – трахнуть, Зиночка, это совсем не то, о чем ты подумала.
– Про пошлость. – Люсьен посмотрел на эту худую Клаву. – Пошлость это не плохое слово, это когда за хорошими словами пустота, подлость или ханжество скрываются. Это когда любовью называют тягу к заманчивым сводам дворцов, это вот пошлость. А даже матерные слова всего лишь эмоционально окрашенные понятия, они полны силы, а не пустоты. Знаешь, пошлость это ребенку, замершему в предвкушении чуда, дать яркую обертку от конфеты, он ждёт чуда, а там пусто. Это пошлость. Как-то так.
Тут вмешалась Мун Рос:
– Про пошлость это замечательно. А в остальном, Зина, не обращай внимания, это мужской шовинизм. Они думают, что трахают, то есть совершают победный над женщиной коитус. – Тут и Зина поняла, почему все смеются, и тоже покраснела, как худая Клава. – Наивные, – говорила Мун Рос, – не понимают, что это женщина, позволяя совершать самцу пенетрацию, по сути, трахает его.
Люсьен молчал, понимая, что его замечания по поводу повести Зины не понравились Мун Рос и она теперь читает ему лекцию просвещения. Мун Рос продолжала:
– Без любви всякое совокупление – это животное состояние, это просто пошлая и грязная похоть. Любовь делает отношения мужчины и женщины значимыми, возвышенными, если хотите. Тогда и занятие любовью – это не стремные шпили-вили, а поэзия чувств.
– Где же ее найти, такую любовь? – Вздохнула худая Клава.
– Начни с малого, – ответил Люсьен, – ешь побольше мучного.
– Дурак, – сказала не злобно Клава, она все это время пила чай и кушала булочку. И теперь откусила от нее немного. Глядя на Клаву, все стали смеяться. Клава тоже пыталась смеяться, рискуя подавиться своей булочкой.
– Ну правильно. – Люсьен улыбался. – Что тянуть резину за кошку, сразу ударь по булкам. Эротично и возбуждает.
Студенты вообще живут весело.
С этого дня Люсьен при случае оперировал исключительно понятием «заниматься любовью», всякие пошлые трахи, дрючки, порево, перепихоны, жарево и всё, что просто матерно и на букву «е», он исключил. Впрочем, чтобы не выпадать из сугубо мужской компании друзей, там, среди господства мужского шовинизма, он вполне мог употребить любые из этих слов. Хотя, как правило, они вообще любовь между мужчиной и женщиной не описывали, а касались отношений в обществе, без какого-либо учета пола и уж без любви точно.
