ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 8

Дэниел рассчитал наши примерные координаты и объявил: возьмем курс на юго-восток и через четыре дня будем в Харджо. Дэниел чинил руль, а мы с Перл рыбачили. Несколько часов наблюдали за морем и за птицами, а потом прикрепили сеть к даунриггеру и спустили ее в воду. Два дня пытались поймать скумбрию, но толку никакого. Животы у нас урчали и днем, и ночью. А когда трос наконец натянулся, я еле сдержала вздох облегчения.

Мы вывалили скумбрию из сети на палубу. Темные полосы на спинах рыб сверкали и переливались на солнце. Каждая скумбрия весом фунтов восемь, не меньше. Я брала их в руки и наслаждалась приятной тяжестью. Сколько еды! Потом выпотрошила рыбин одну за другой, а Перл тем временем сложила очаг на треноге, которую мы использовали для готовки.

Я по-прежнему не сводила глаз с Дэниела, стараясь не терять бдительность. Но, несмотря на меры предосторожности, чувствовала себя все комфортнее в его присутствии. Казалось, мы уже давно плаваем с Дэниелом. Бо́льшую часть времени мы молчали, только вместе слушали звуки моря: вот ветер надувает парус, вот у поверхности плещется рыба, вот кричит птица. Мы здесь совсем одни. Нас только трое, и на много миль вокруг ничего, кроме неба и моря.

Чем ближе подплываем к Харджо, тем больше знакомых мест я замечаю. Из Тихого океана входим в воды, под которыми скрылись города Калифорнии. Я частенько здесь ходила: старалась держаться поближе к новым берегам. И все же не любила плавать над бывшими городами. Становилось не по себе: они казались мне чем-то вроде братских могил. Сколько народу погибло не только от наводнений, но и во время миграции! Кто-то от зноя, кто-то от обморожения, от обезвоживания, голода… Люди стирали ноги в кровь, взбираясь на горы, – лишь бы обогнать наступающую воду. Вещи бросали прямо на склонах, совсем как на Орегонском маршруте.

Некоторые города ушли под воду так глубоко, что теперь их не найти. Другие, построенные на возвышенностях, даже можно осмотреть, если у вас есть маска для подводного плавания и крепкие нервы. Кое-где небоскребы даже поднимаются из воды, будто металлические острова.

Раньше я ныряла и охотилась в этих подводных городах с гарпуном, но в последнее время спускаюсь под воду, только когда положение совсем отчаянное. Стараюсь держаться подальше от затонувших городов. Они только лишний раз напоминают о прежней жизни, а я этого не люблю. Как-то раз плавала и ныряла в старом городе на склоне Скалистых гор. Среди развалин поселились рыбы, прятавшиеся среди морских водорослей и анемонов. Я нырнула в офисное здание, оставшееся без крыши. Над полом плавали несколько письменных столов, у стен стояли картотечные шкафы. Остальные предметы почти неузнаваемы. Кружка с фотографией детского личика заросла ракушками. Должно быть, чей-то подарок на день рождения – раньше такие штуки заказывали по каталогу и получали по почте.

Я заплыла глубже. Косяк морских ангелов бросился от меня врассыпную, но я успела всадить в одну рыбу гарпун. А когда устремилась к поверхности, чтобы глотнуть воздуха, свернутый в кольцо трос на моем плече зацепился за сломанную нижнюю ручку картотечного шкафа. Я дернула трос. Шкаф, стоявший у стены, сдвинулся с места. Тут из-за него выкатился череп. Несколько раз подпрыгнул и замер в футе от меня. Между челюстями что-то промелькнуло. Внутри устроило себе дом какое-то подводное существо.

Я еще раз дернула трос, торопясь высвободиться. Шкаф едва не упал на меня, но я вовремя отпихнула его в сторону. Наконец трос соскользнул со сломанной ручки. На том месте, где раньше стоял шкаф, на боку, лицом друг к другу лежали два скелета. Похоже, они обнимали друг друга. Будто двое влюбленных просто заснули вместе. У одного скелета череп отвалился, но судя по положению тела, голова покоилась на груди второго. Должно быть, эти двое знали, что́ им предстоит, и ждали своей судьбы в объятиях друг друга. Вокруг плавали жалкие обрывки одежды. Вокруг тел на полу валялись камни. Мой затуманенный от недостатка кислорода мозг не сразу сообразил, что эти двое нарочно напихали под одежду и в карманы камней. Вот вода медленно поднималась вокруг них. Первыми она скрыла руки, касавшиеся пола. Вот они шепотом успели обменяться последними признаниями в любви, и вода сомкнулась над ними, пряча ото всех их последние объятия. Если бы не камни, течения растащили бы их в разные стороны и их тела пошли бы ко дну во многих милях друг от друга.

Я выронила гарпун и устремилась на поверхность. В ближайшем порту выменяла сетей и с тех пор ныряла, только когда мы оставались без улова.

Я не знала, как рассказать Перл, что́ лежит под нами. Фермы, кормившие нацию. Домики на тихих пригородных улочках, появившиеся в результате послевоенного беби-бума. За этими стенами скрываются моменты истории. Путь, который мы проделали, оставляя на земле свой след.

Какая жестокость – отнять все это у нас! Но вода скрыла землю, и теперь я смотрю на Перл и мысленно перечисляю все то, чего она никогда не испытает. Не сходит в музей, не полюбуется фейерверками летним вечером, не примет ванну с пеной. К тому времени, когда родилась Роу, всего этого почти не стало. Я и не подозревала, до какой степени хотела поделиться с детьми тем, что любила и ценила сама, ведь моя собственная радость от этих вещей с годами притупилась.

Но бывает, я вглядываюсь в темное пустынное море и понимаю, как мне повезло, что до потопа я успела узнать, что такое нормальная жизнь. Это настоящее чудо, которому нет имени.


К третьему дню Перл превратила Дэниела в товарища по играм. Они то чертили классики углем на палубе, то высматривали, на что похожи облака или волны необычной формы. А потом почти весь день лил дождь. Мы вместе сидели под навесом и рассказывали друг другу истории. Перл уговорила Дэниела поведать о своих странствиях. Оказалось, он бывал в местах, про которые мы даже не слыхали. Хотя, может, он и сочинял: уж больно диковинными мне показались его рассказы. Но Перл не спрашивала, правду он говорит или привирает.

Однажды утром я затыкала пенькой трещину в планшире, а Дэниел с Перл играли в шаффлборд крышками от пластиковых бутылок. Углем расчертили палубу на квадраты и по очереди заталкивали на них палочками «фишки».

– Почему ты так любишь змей? – спросил Дэниел у Перл.

– Они могут съесть тех, кто крупнее их, – ответила Перл.

Крышка Дэниела выкатилась за пределы квадрата. Перл засмеялась.

– Думаешь, у самой лучше получится? – подначил Дэниел.

– А то нет! – объявила Перл.

Она сосредоточилась и закусила нижнюю губу, загнала свою крышку в квадрат и, радостно вскинув руки над головой, запрыгала по палубе, празднуя победу.

Я глядела на них, и мне было хорошо. Неожиданно тепло растеклось по всему телу приятными волнами. Казалось, кто-то снова сложил вместе части развалившейся головоломки.

– Что будешь делать, когда приплывем в Харджо? – спросила я у Дэниела.

– Может, там и останусь, – пожал он плечами. – Найду какую-нибудь работу.

А в голове у меня крутилась одна мысль: нам не обойтись без штурмана. С тех пор как узнала, что Дэниел в этом деле специалист, подумывала о том, чтобы предложить ему работу. Пусть остается с нами. Поможет доплыть до Долины. Чутье подсказывало, что ему можно доверять. А может, никакое это не чутье. Просто очень хотелось верить Дэниелу, потому что этот человек был мне нужен. Как ни крути, а Дэниел явно что-то скрывает. Стоит задать ему вопрос, и он сразу меняется в лице. Будто между нами падает тяжелый занавес и прячет от меня истину.

Мы с Перл никогда не брали на борт посторонних, и я успела полюбить одиночество. Оно стало для меня привычным, знакомым. А теперь меня разрывало пополам: одна часть меня надеялась, что Дэниел останется, а вторая жаждала вернуться к обычному, нормальному укладу.

На следующее утро вдалеке показался Харджо. Острые горные пики пронзали облака. У воды пробивались молодые сосенки и кусты, а вверх по склону взбирались палатки и хижины.

Дэниел полез под навес и стал собирать навигационные инструменты: компас, самописец, циркуль-измеритель. Вокруг лежали карты. Я отвернулась от линии горизонта. Смотрела, как Дэниел аккуратно укладывал каждый инструмент в сумку, и сердце сжималось. «Так ты хочешь спасти Роу или нет?» – спросила я себя. Даже если Дэниел научит меня пользоваться всеми этими штуками, собственные добыть не сумею: мне за них в жизни не расплатиться.

Прошло всего несколько часов, и мы ступили на берег. Чайки клевали полусгнившую рыбу на берегу. Перл бегала среди них, пронзительно вскрикивая и взмахивая руками, как крыльями. Чайки поднялись в небо белым облаком. Перл закружилась на месте: из-под ног летит песок, уголок красного платка, выглядывающий из кармана, колышется… Вспомнилось, как Роу наблюдала за журавлями. Потом перед глазами встала совсем другая картина: ноги моего отца, висящие в воздухе. Нет, я не принадлежу себе. Грудь болезненно сдавило. Я повернулась к Дэниелу.

– Оставайся с нами, – предложила я.

Дэниел складывал у планшира хворост для очага, но теперь устремил пристальный взгляд на меня.

– Мы поплывем в одно место, оно называется Долина, – торопливо продолжила я. – Это такая новая община. Говорят, там спокойно и безопасно.

Из-за собственной лжи готова была провалиться сквозь землю от стыда. Оставалось надеяться, что Дэниел не знает, что на самом деле Долина – колония Потерянных монахов.

Его лицо смягчилось.

– Не могу, – тихо произнес он. – Прости, но я больше не путешествую с другими людьми.

Я постаралась скрыть разочарование.

– Почему?

Дэниел провел пальцем по куску обугленного дерева. На палубу, будто снег, просыпался пепел.

– Долго объяснять.

– Может, хотя бы подумаешь?

Дэниел покачал головой:

– Майра, я очень благодарен за все, что вы для меня сделали, но поверь на слово – такой попутчик вам не нужен.

Я отвернулась и принялась складывать в ведро копченую скумбрию.

– Пойду в торговый дом, обменяю, – произнесла я. – Потом встретимся. Отдам тебе твою долю.

Это его последний шанс передумать.

– Вся эта скумбрия ваша, – возразил Дэниел. – Больше ничего вам дать не могу. Хоть отчасти верну долг.

«Вот именно – отчасти. Мы тебя спасли, а ты нам помогать не хочешь», – пронеслось в голове.

– Помогу тебе донести рыбу до торгового дома, там и расстанемся, – произнес Дэниел.

Я окликнула Перл, и мы направились к городу. Поднялись по каменным ступеням, вырезанным в горном склоне. Поселение втиснуто в узкое пространство между горами.

Многолюдный Харджо гудит, как пчелиный улей. Гору рассекает стремительный поток и водопадом стекает в море. Уже целый год не заплывала так далеко на юг. За это время зданий в Харджо прибавилось раза в два, не меньше. На одном склоне строится мельница. Уже наполовину готова. А рядом – новенькое бревенчатое здание. На фасаде вывеска, на ней огромными буквами выведено «Отель». В прошлом году в Харджо только начинали выращивать основные культуры: кукурузу, картофель, пшеницу. Хорошо бы найти зерно по нормальной цене.

Торговый дом – каменное двухэтажное строение. Мы остановились у дверей. Дэниел протянул мне корзину со скумбрией.

– Куда теперь пойдешь? – спросила я.

– Первым делом в салун. Выпью, расспрошу местных, кому тут нужен картограф. – Дэниел помолчал. Потер ладонью подбородок. – Да, все понимаю: я тебе жизнью обязан. Прости, что не могу плыть с тобой.

– Можешь, – возразила я. – Просто не хочешь.

Дэниел странно на меня посмотрел: одновременно и с сожалением, и с укором. Присел на корточки перед Перл и потянул за уголок платка, торчавший из кармана ее штанов.

– Смотри не потеряй свой счастливый платок, – проговорил он.

Перл в шутку хлопнула его по руке.

– А ты смотри не стащи его! – дурачась, воскликнула она.

Лицо Дэниела дрогнуло: чуть-чуть, едва уловимо, но я заметила.

– Берегите себя, – тихо произнес Дэниел.

Из торгового дома вышли несколько человек, и я отошла, давая им пройти.

– Нам пора, – сказала я.

Дэниел кивнул и повернулся, чтобы уйти.

Он посторонний человек. Так почему же мне так тяжело глядеть ему вслед?


Моего кредита в Харджо хватило на меньшее, чем я рассчитывала. Я стояла у прилавка, переминаясь с ноги на ногу, и едва сдерживала досаду.

Женщина средних лет с глубокими морщинами и в очках, в которых сохранилось только одно стекло, переваливаясь, вышла из-за прилавка и заглянула в мое ведро.

– Когда я приплывала сюда в последний раз, мне сказали, что мой кредит равен стоимости двух деревьев, – заявила я.

– Цены уже не те, милочка. Рыба подешевела, дерево подорожало.

Женщина указала на таблицу на стене. Там было написано: двадцать ярдов полотна равняются двум фунтам зерна. В таблице перечислили все: и мелочи вроде пуговиц, и крупные приобретения вроде кораблей.

При виде скумбрии женщина с довольным видом зацокала языком:

– Какая прелесть! Вы, должно быть, хорошая рыбачка. В наших местах столько скумбрии наловить непросто. Погодите. Это ведь вы в прошлом году привезли рыбу-парусника?

– Я хотела узнать насчет дерева…

– Нет, милочка, лес покупать я вам здесь не советую. И лодку строить тоже. Сами видите, город растет на глазах. Мэр только что ввел ограничение на вырубку деревьев. У нас их почти не осталось, а поставок из других мест уже три недели не видели. Я бы на вашем месте закупала лес дальше, на юге.

У меня упало сердце. Сколько же времени придется потратить, чтобы найти дерево, не говоря уже о том, чтобы построить лодку? Роу десять раз успеют посадить на корабль-ферму!

– А свалка у вас тут есть?

– Маленькая, рядом с ночлежкой Кларенса. Простите, если лезу не в свое дело, но, может, скажете, куда собрались?

Женщина взвешивала скумбрию и бросала рыбин в ящик возле весов. Их туши тяжело ударялись о дно.

– На север. Туда, где раньше была Гренландия.

Я окинула взглядом торговый дом и только тогда заметила: Перл не сводит глаз с объявления у главного входа.

– Нет, на лодке из обломков туда не доплыть. – Женщина снова поцокала языком. – Море слишком бурное. Мой вам совет – оставайтесь лучше здесь. Ричардс рассказывал, в нескольких милях к югу у берега нашли полузатонувший нефтяной танкер. Хотят его вытащить и переоборудовать в жилой дом. Прямо мою мечту исполнили. Удобный просторный танкер – что еще нужно, чтобы достойно встретить старость?

На свой кредит я купила полотна для нового паруса. Мы с хозяйкой поторговались. Наконец договорились, что я отдам скумбрию за восемь футов троса, курицу, два мешка муки, три банки квашеной капусты и несколько монет, отчеканенных в Харджо. Когда мы с Перл приплываем на юг, для профилактики цинги стараемся обменивать рыбу на свежие фрукты. Но иногда за полное ведро рыбы удается выручить всего три жалких апельсина. Квашеной капусты хватает надолго, и стоит она гораздо дешевле, вот только достать ее не так-то просто: не везде растет капуста.

Я протянула Перл ящик с банками.

– Ух ты! Капуста!

– Единственная сегодняшняя удача, – пробормотала я.

Тут зазвенел дверной колокольчик. В торговый дом вошел еще один покупатель. Я уловила аромат фруктов, и рот моментально наполнился слюной. Я обернулась. Мужчина нес к прилавку целую коробку персиков. Их запах кружил голову. Так бы и схватила сейчас персик и бросилась бежать!

– Надо сказать Дэниелу про это объявление.

Я удивленно уставилась на Перл. По вечерам пыталась научить ее грамоте, хотя материалов для чтения у нас маловато: только инструкция от фена и «Обитель радости» Эдит Уортон. Вот уж не думала, что Перл хоть что-то усвоила.

Автор объявления искал картографа. Над текстом были изображены компас, циркуль-измеритель и самописец. Крупные буквы кричали: «ОПЛАТА СРАЗУ!»

– Неужели прочитала? – спросила я.

Перл чуть не испепелила меня взглядом:

– Ясное дело. Где тут салун?

– Далеко. И вообще, наверняка он и сам это объявление заметит.

– Хватит прикидываться, будто не хочешь еще раз с ним увидеться! А то можно подумать, это мне одной надо! – фыркнула Перл и поудобнее перехватила коробку.

Банки звякнули друг о друга.

Несмотря на разочарование от неудавшейся затеи с лодкой, я улыбнулась. Перл как никто умеет застать меня врасплох. Никогда не угадаешь, что у нее на уме, зато я для нее – открытая книга.

Орегонский маршрут – дорога длиной около 3200 км, проложенная в 1830-х годах; связывала долину реки Миссури с долинами в современном штате Орегон и сыграла важную роль в освоении Дикого Запада.
Эдит Уортон (1862–1937) – американская писательница, лауреат Пулитцеровской премии; роман «Обитель радости» вышел в 1905 году.