Отечественная поэзия — цитаты из книг — стр. 399

Детьми к семье пригвождены, мы бережем покой супруги; ничто не стоит слез жены, кроме объятия подруги.

Я долго жил как холостяк, и быт мой был изрядно пуст, хотя имел один пустяк: свободы запах, цвет и вкус.

Я был везунчик и счастливчик, судил и мыслил просвещенно, и не один прелестный лифчик при мне вздымался учащенно.

Мне жаль небосвод этот синий, жаль землю и жизни осколки; мне страшно, что сытые свиньи, страшней, чем голодные волки.

В наших джунглях, свирепых и каменных, не боюсь я злодеев старинных, а боюсь я невинных и праведных, бескорыстных, святых и невинных.

Не могу эту жизнь продолжать, а порвать с ней мучительно сложно; тяжелее всего уезжать нам оттуда, где жить невозможно.

С рожденья тягостно раздвоен я, мечусь из крайности в конец, родная мать моя – гармония, а диссонанс – родной отец.

Когда– нибудь, впоследствии, потом, но даже в буквари поместят строчку, что сделанное скопом и гуртом расхлебывает каждый в одиночку.

Жить и нетрудно и занятно, хотя и мерзостно неслыханно, когда в эпохе все понятно и все настолько же безвыходно.

Закрыв глаза, прижавши уши, считая жизнь за подаяние, мы перерыв, когда не душат, смакуем как благодеяние.

Что ни век, нам ясней и слышней сквозь надрыв либерального воя: нет опасней и нету вредней, чем свобода совсем без конвоя.

Я чужд надменной укоризне, весьма прекрасна жизнь того, кто обретает смысл жизни в напрасных поисках его.

Здесь одинокий Тассо ставил таз Чтоб золото промыть в ключе и песню. Здесь Ариосто пел в последний раз. И песню превращал в Уипикан В проток весенний что гремит бессонно, И это было некогда во время оно И время жизни ставило капкан, И плакала тайга и камень-век, И каменный все видел человек, Но выразить не мог он…

В стихи забежала волчиха, В стихи залетела сорока, В стихи, ковыляя старуха Вошла не дождавшися срока. Волчиха сказала сороке, Сорока смолчала со страха. Увидя — медведь на дороге Старуха осталась в берлоге Мыть свои синие ноги. Но ветер приходит летая. И звонко как льдина Алтая Запели слова молодея

Лежу с женой вдвоем в квартире, Да стол, да стул, да лампа, Да книги на полу. И нет уж никого. Лицо жены. Открытый рот. Глаза закрытые глядят. Но где же то живое, робкое? Где милое? Людмила где? Людмила! Я кричу во сне и так. Но нет жены. Рука, нога, да рот. Еще беременный живот, Да крик зловещий в животе, Да сын иль…

Как яблоко крутое воздух летний И вздох, как день и шаг тысячелетье. Я в мире медленном живу и любопытном И конь как Тициан рисует мне копытом То небо, то огромную Венеру, то горы То деревья, большие и прохладные И я смотрю и взоры мои в море, А море мое мир немирный и доклад.

Лист не играет на дудке. И речка Струится. Папа в гости идет. В испуганном доме нету ответа. И девичьи ноги растут, И девичьи груди трясутся, Но Гойя уж тут. Людоеды корову едят не умея. И ведьмы насилуют папу. Природа повернулась трамваем, Где кости стучат и кричат, Где ноги тоскуют по Оле. Но Гойя уходит и реки…

В душе моей уксус и тленье Тоска у виска и мороз, И нет ни любви, ни терпенья, И ветку мне ворон принес. В душе моей дуб и осина. И осень давно утекла. И филин не плачет. И Нина В могилу с сестренкой легла. И филин не плачет. И эхо Как сон и как крик, как прореха, Как рана, как яма, как я.

Приятеля след. Озеро плещет о берег прекрасно. Приятеля нет. И я по следам. Лес сумрачный открываю И в лес я открытый вхожу за собою закрыв. Евгений! Кричу я. Борис! Отвечает мне эхо. Почуя Меня в темноте, приятель хохочет. Но раз! И на мне и вынул уж нож. И хохот безумный, как будто олень недобитый И озеро плещет о берег…

И девушка вошла в меня И девушка в меня врубилась, И девушка схватив меня, И на бегу в меня влюбилась. Ее размашистый напор В меня ударил как топор. Ее взволнованный удар Меня уносит как угар. Ту девушку зовут река В ее руке ворчат века. И бьет ногами по плоту И та не та и ту не ту, Себя уносит налету, Ее рука на берегу,…