Отечественная фантастика — цитаты из книг — стр. 400

Я открыл одну пробирку. Клочком ваты потёр себе нёбо и бросил его в пробирку. Потом смачно харкнул туда же. Закрыл пробирку и протянул Михаилу со словами: — Тьфу на тебя.

— Что? — Хорош трендеть, – сказал кваzи. – Никакой я тебе не друг, и даже будь лучшим другом – ты бы проверил, кто тебе Найд. Пусть даже не для того, чтобы забрать себе. Просто чтобы знать. Не ври мне больше, тупой живой полицай!

— Почему ты сразу мне не сказал? – требовательно спросил я. — Приглядывался к тебе. — А зачем сейчас сказал? Я теперь ночами спать не буду! — Меньше пей, сон наладится, – ответил Михаил и тоже встал.

— Вот как? – удивился я. – Врёт батюшка? Скрывает Викторию? — Нет, конечно. Но мы узнали очень неприятную вещь – она идейная. Более того, Виктория уверена, что творит добро. Это очень, очень плохо, Денис. Враг, который работает за деньги, ради власти, ради славы – уязвим. Даже враг, которым движет ненависть, имеет слабые…

— Знаете, то, что вы говорите, это такое безумие… — Любая религия со стороны кажется безумной, – согласился священник. — Вы бы вышли из храма, посмотрели на жизнь вокруг, – укоризненно сказал я. – Может, задумались бы о чём. — Молодой человек, я прожил долгую человеческую жизнь, – ответил отец Иоанн. – Я был православным…

— А если бы она сказала, что собирается прикончить мужа и захватить в заложники толпу восставших, вы бы сообщили нам? – всё-таки уточнил я. — Да я бы сам её, дуру, к вам притащил, – невозмутимо ответил священник. — Хорошо, деталей вы не знали, случившееся стало неожиданностью, – терпеливо сказал Михаил. – Но хоть…

Я решил, что зюкаться не стану ни в коем случае. Перекреститься, входя в человеческую церковь, я бы мог, из вежливости. Мы же соблюдаем всякие странные обычаи, входя в чужой дом, – заношенные тапочки надеваем, невкусный чай пьём, вонючих котов гладим. Но в церкви кваzи креститься было бы неуместно, так что я просто на миг…

— Какой позор. И чего я, дура, заявила, что вообще не пью? — Куда страшнее другое, – сказал я. – При Михаиле, оказывается, и пукнуть тайком нельзя. Анастасия прыснула от смеха.

У Даулетдиновой был пунктик на почве грамотности. Она могла вернуть отчёт, нормальный хороший отчёт, исчирканный красной ручкой и с припиской «Вы нерусский или учились в девяностые?» Вот не зря говорят, что самые яростные поборники русского языка получаются из знающих его в совершенстве нерусских. И ведь даже не возразишь…

Всем традиционным религиям случившееся десять лет назад сильно подпортило карму. Трудно говорить про «чаю воскресения мёртвых», когда ожившие покойники ходят вокруг и пытаются тебя сожрать. Невозможно обещать гурий в раю, когда мёртвому хочется гурий сожрать. И с сансарой как-то неудобно получается, разве что признать наш…

— По коням, – сказал я, вставая. – Пирожки дожуёшь по дороге. — Что случилось? – спросил Михаил, вставая. — Не знаю. Но какая-то гадость, нутром чую.

— А у тебя своих не было? – спросил я. — Был сын, была дочь, – коротко ответил Михаил, и я понял, что их уже нет. – Но очень давно. Мне и дедушкой-то быть поздно. — Тебе в земле пора лежать, – очень невежливо сказал я.

— Никто не доказал, что вы будете существовать вечно, – заметил я. — Конечно, Денис. Конечно. Но мёртвые не стареют.

— Чего ты хотел, Денис? Чтобы я тряс бумагами и корочками, поругался с человеческой госбезопасностью, но все-таки оставил при нас собранные улики? А потом мы помчались бы в какую-нибудь тайную лабораторию? И вот все отношения испорчены, коллеги Владислава висят у нас на хвосте, министра поднимают с кровати, он орёт…

— Позвольте пригласить вас на прогулку, Михаил. Чудесная погода, надо больше дышать воздухом. За окнами громыхнуло.

— Дуй-ка к царице, дознаватель. — Что стряслось? – насторожился я. — Много будешь знать… – туманно ответил он. Скорее всего, сам не знал. Видимо, сидел у подполковника, когда той вздумалось меня вызвать, а то с чего бы оказался на побегушках. — Яволь, – сказал я. Александр был немец, чьи предки переехали в Россию ещё…

— А потом? — Потом? С другим познакомилась. Двадцать два года, студент МИМИ. — Мими? – удивилась Аня. — Московский институт молекулярных исследований, – на ходу придумал я. – Мимишный парень.

— Привет, – сказал я. – Ну и пока! Спешу, дома ждут. И нырнул в машину так позорно быстро, словно за мной гналась толпа восставших.

— Стихи пишете? – поинтересовалась Виктория. — Это Оскар Уайльд, дура дохлая, – сказал я. Покосился на Михаила. – И дело не в том, что дохлая, а в том, что дура.

— Я не могла больше смотреть, как мой любимый человек старится, – сказала она. – Теряет форму, привлекательность, ясность ума… Когда-нибудь он стал бы кваzи… но вот таким… старым и нелепым… – Она презрительно посмотрела на Михаила. – В то время как настоящая, полноценная, высшая жизнь – рядом. Надо лишь умереть, пройти…

— Полагаю, мы сработаемся, – сказал мёртвый участковый. – Работа в паре даёт массу способов для достижения взаимопонимания. Я кивнул. Работа в паре даёт ещё и массу способов для убийства партнёра. Но этого я, конечно же, говорить не стал.