Меня взяли в Петербург на... «Былое. Давно прошедшие счастливые дни»

Меня взяли в Петербург на свадьбу двоюродной сестры, Александровой, и мать моя, бывшая фрейлиной императрицы Александры Федоровны, воспользовалась этим случаем, чтобы просить представления у ее величества, которую не видела 16 лет, т.е. со дня своей свадьбы, после которой, как упомянуто выше, поселилась с мужем —моим отцом в Малороссии, где и жила безвыездно до переезда в Мос*кву. Вдовствующая императрица весьма скоро и любовно приняла мою мать, урожденную Святополк-Четвертинскую, отец и семья которого были облагодетельствованы покойным государем, долго продержала ее у себя, расспрашивая о ее житье-бытье в Малороссии, о ее муже, о его занятиях как предводителя дворянства и помещика, о детях, о возможности их воспитания в глухой деревне и, узнав, что мать привезла с собой в Петербург старшую 14-летнюю дочь, потребовала, чтобы за мной был послан экипаж и чтобы меня привезли без всяких приготовлений, в том платье, в котором застанет меня посланный. Мать моя предложила поехать за мной, но императрица этому воспротивилась, говоря, что желает видеть, как я воспитана и как я справлюсь с тою неожиданностью, которая выпала на мою долю. Мать должна была покориться воле ее величества, наскоро написала несколько строк тете Александровой и отослала за мной карету. Тетя немедленно отправила меня со старушкой гувернанткой своей дочери, и меня привезли во дворец; гувернантку оставили в одной из гостиных, а меня лакей довел до покоев ее величества и, открыв дверь, доложил: «княжна Шербатова». Я остановилась у закрытой двери и оцепенела от страха и удивления: предо мной открылась роскошная комната, которой я и во сне никогда не видала, а в глубине ее на кресле немолодая, но чудной красоты женщина в глубоком трауре. Стоя у дверей, я низко присела, но, когда послышался ласковый голос:«Avancez, аvancez, mon enfant», я поняла, что предо мной Императрица, подошла ближе, присела еще раз и только тогда посмела решительно подойти к креслу, когда ее величество протянула мне руку. Я ее крепко поцеловала и, чувствуя, что императрица притягивает меня к себе, стала на колени и в слезах опустила голову на ее колени. Императрица, поняв мое смущение, гладила мои волосы, успокаивала меня и позвала мою мать, которой было приказано до моего появления уйти в соседнюю комнату. Успокоив меня своей лаской и похвалой, императрица стала мало-помалу расспрашивать меня об уроках, о сестре и братьях и, узнав, что я считаю своей обязанностью помогать гувернантке в ее воспитательной части, ласково подтрунивала надомной, уверяя, что я, вероятно, очень строгая воспитательница. Обворожив нас своим обращением, императрица отпустила нас, запечатлев в моей душе вечную благодарность за столь милостивый прием, которым ее величество дала мне на всю жизнь пример того простого и ласкового обращения, которого следует придерживаться в наших отношениях к людям.