Макс Акиньшин — блог

«Георг Кроль и сыновья. Лучшие похороны, которые ты можешь себе позволить». Я рассматриваю неопрятную вывеску в оспинах. Краска на металлической пластине пошла трещинами, словно время, беспощадный палач, уже доедает труп. Медленно пережевывает то, что осталось. Кроль и сыновья. У Георга никогда не было сыновей, вся эта бутафория для солидности. Мой бывший работодатель и сослуживец никогда не изменяет себе. Что тогда, под Верденом, что сейчас, когда в оттенках солидности черт ногу сломит. Я в этом ничего не понимаю, поэтому просто жую черную бразильскую сигару. Я представляю, как выну из нагрудного кармана вторую и угощу своего товарища. –…

– Хочешь меня? – прошептала она. Серьезные зеленые глаза. Живое пламя рыжих волос. Она чуть наклонилась, демонстрируя в декольте безотказное нежное оружие любой женщины. Я бросил взгляд за стойку, ее старик оторвался от пивных кружек и пристально смотрит на меня. «Сраный русский» Возразить ему нечего. Мне вообще плевать, тем более у него там что-то припрятано. Что-то совсем обидное: бита, клюшка для гольфа, дробовик. Железобетонные аргументы, идущие в довесок к красотке дочери, плеши и вечному кариесу. По большому счету Эби единственное, что у него получилось стоящим. За яркую зелень этих глаз можно было убить. Или быть убитым. – Конечно,…

Как человека ничерта не разбирающегося в современной культуре меня посещают неожиданные мысли. Как кота, которому нечего делать. Должна ли литература нести ИДЕЮ? Нет? Любую, даже хиленькую, бледную идейку на рахитичных ножках. Идею и смысл. Хотя бы эти две категории. Просто очень хочется незатейливых чудес. Тех, что как костыли поддерживают совершенно не интересное существование провинциала. Плоти, секса, фальши, обмана, безопасного шока – эрзаца в красивой упаковке из сюжетов. ИНТЕРЕСА. Что-нибудь! Пожалуйста! Ведь божьей искры сейчас наперечет – из десятков тысяч может два-три десятка, и те неизвестны. Все пульве, прах, еноно. Пустота…

Я — Василиса, из Москвы... Екатерина Филиппова «За тридевять земель» Судьба постоянно шепчет мне: Ипикаэй , мазафака! И гоняет как жука по сковородке. Но я не сдаюсь – стойкий оловянный солдатик среди бурного моря повседневности. Рыцарь в парусиновых брюках с недельной щетиной, в мятой рубашке навыпуск, с воспаленными глазами мученика. Я смело смотрю в лицо старухе. Спокойно, как Ней под ружьями австрийцев. Даже сейчас, когда любой из вас с воплями убежал бы. В панике забрался под стол, притворился мертвым. Не смотря ни на что, я спокойно жду расстрела. Все потому, что благоверная Толстяка месяц назад увлеклась кундалини-йогой. День в день…