Цитаты из книг — Элис Манро

- Соня, помни: когда мужчина выходит из комнаты, он оставляет в ней все, что там было, - учила ее подруга Маша Мендельсон. - А когда выходит женщина, она уносит все с собой.

Любовь. Какое счастье, что она ее повстречала. Ей теперь кажется, что есть какая-то случайная и несправедливая экономия чувств, когда величайшее счастье одного человека – пусть недолгое и непрочное – отчего-то должно зависеть от величайшего несчастья другого.

Вот, значит, что такое скорбь. Это такое ощущение, как будто в тебя залили ведро бетона, который стремительно застывает. Двигаться тяжело. Войти в автобус, выйти из автобуса, пройти полквартала до дома (как ее сюда занесло?) – все равно что вскарабкаться на скалу.

Правда, эти люди совсем не походили на русских крестьян. Не пьют, не болтают, не смеются. Не люди, а какие-то деревяшки. И даже жир у тех, кто потолще, какой-то деревянный, исполненный самоуважения, лютеранский. Впрочем, что она о них знает?

Бесконечный поток шуток и вопросов, понимание с полуслова, а главное – свобода и счастье болтать по-русски. Им показалось, что все остальные европейские языки были клетками, в которых они просидели целую вечность, жалкой заменой подлинной человеческой речи.

Благодарность за самое скромное удобство, похоже, зависит от того, какие насчастья человек претерпел перед тем, как это удобство получить.

– Но это на самом деле не роман. А вот тот, который я написала сейчас, вам не понравится. Иногда он и мне самой не нравится. Это о девушке, которую политика интересует больше, чем любовь. Ну ничего, вам его все равно не придется прочесть. В России цензура не пропустит, а остальной мир его отвергнет, потому что он слишком…

Как все русские, она предпочитает снег дождю, запорошенные поля – темной и мокрой земле. Там, где бывает снег, люди готовятся к зиме как следует и принимают серьезные меры, чтобы поддерживать в своих жилищах тепло.

Жены ученых в Стокгольме приглашали ее к себе: и на лучшие званые вечера, и на ужины в узком кругу. Они хвалили ее и даже выставляли напоказ. Тепло приняли ее дочку. Может, Софья и для них была курьезом, но таким, который они приняли и одобрили? Что-то вроде попугая-полиглота или тех гениев, которые моментально определят,…

Нетривиальный выбор – это прерогатива мужчины: он, как правило, в любом случае находит женщину, готовую вступить с ним в брак. Но не наоборот.

Мне хотелось выцарапать ему глаза и вставить туда свои собственные, чтобы заставить его наконец понимать жизнь, как я ее понимаю.

Скольким женщинам пришлось переболеть любовью – и ничего, все выжили, вылечились и готовы передать полезный опыт товаркам по несчастью.

Есть предел несчастьям и метаниям, с которыми мы готовы мириться во имя любви, точно так же, как есть предел беспорядку, который мы готовы терпеть у себя в доме. Этот предел никогда не известен наперед, но, дойдя до него, не ошибешься. Я уверена. Когда начинаешь делать над собой усилие, происходит вот что. Боль исподтишка…

мужчина прекрасно может работать дома. Когда он приносит работу домой, для нее расчищают место, дом приспосабливается как может, создавая мужчине условия для работы. Всякому очевидно, что эта работа существует. Мужчине не надо отвечать на звонки, искать потерянные вещи, бежать сломя голову на детский крик или кормить…

Странный, пугающий образ ее будущего мира, каким он теперь виделся, приобрел отчетливую форму: в нем для нее не было места.

Я не рассматриваю любовь как нечто неизбежное, стихийное: она всегда предполагает выбор. Просто момент выбора не всегда осознаешь, не понимаешь, когда именно он наступил, когда то, что казалось легким увлечением, переросло в необратимый процесс.

Бедность у девушек непривлекательна, кроме случаев, когда она сочетается с милой слабостью на передок и глупостью. Ум у девушек непривлекателен, кроме случаев, когда он сочетается с элегантностью, с аристократизмом.

Автор сборника рассказов выглядит человеком, которого не пускают в Большую Литературу, и он только околачивается у ворот.