Цитаты из книг — Вера Инбер

— Что это с детьми? — встревожилась мама. — Застыли рядышком на стульях и только глазами ворочают. — Это ничего, мамочка, — успокоила я её, не трогаясь с места. — Это мы так сидим, чтобы не измяться к концерту. Мы были очень нарядны. Дима — в светлом матросском костюме, а я — в розовом платье, на голове — такой же бант.…

От постоянного и длительного общения с космосом наш преподаватель физики, Фома Нарциссович, заимствовал туманность выражений и кругообразные движения звезды.

Фредерик Шопен, так мирно спящий на кладбище Парижа, неподалёку от Мюссе, Фредерик Шопен, чьи мазурки прозвенели по всей Европе, не представлял себе, как много горя причинит он Лёве Гойху из Одессы.

У дяди Оскара был такой характер, что никогда нельзя было знать наверняка, что он любит и чего не любит.

Да, много было бывших маминых учениц. Поэтому я не удивилась, когда в Городском саду, где мы гуляли, с тётей Нашей, к нам на скамейку подсела старушка с зонтиком и спросила: — А как поживает твоя мама? — Значит, вы тоже мамина ученица? — догадалась я. — Ну, что ты! — улыбнулась старушка. — Я её бывшая учительница.

Когда я была маленькая, я никогда не гуляла в лесу, грибы видела только сушёные, на нитке, бруснику — только в виде варенья, в банке, ландыши — на картинке. Кукушку слышала только деревянную: она жила у нас в домике, в столовых часах, и куковала время.

Моя комната представляется мне защитой, очагом, опорой. Конечно, все это иллюзорно. Но это одна из тех иллюзий, которые помогают жить.

На террасе отец, по пояс укутанный в плед, медленно и неохотно ел землянику с сахаром, которую ему ложку за ложкой подносила ко рту Марья Ивановна. Отец молчал. Марья Ивановна тоже молчала, строго глядя на ягоды сквозь очки. «Все привередничает сегодня, — сказала она мне. — Перед грозой, что ли. Видите, как ест». Я села…

Сначала они ничему не удивлялись, рассматривая все чужое как чудачество и заранее зная, что все самое лучшее у них дома. Потом они начали удивляться чужому, не уважая его. Теперь они уважают чужое и стараются понять его: так расширяются их горизонты.

Отец тёти Наши и дяди Оскара хотел, чтобы его сын сделался зубным врачом. «Больные зубы у всех всегда найдутся, — говорил отец. — А слушать музыку — это роскошь. Я, например, всю жизнь прожил без скрипки».

Укрытые от всего внешнего, от лунных влияний и земных ветров, замкнутые в светлом кругу лампы, мы как бы снова нашли утраченное спокойствие.

Прекрасно сказано у Эренбурга: «Победа изображается с крыльями, но у неё тяжёлая нога. Она передвигается по земле в грязи и крови. И добывается с трудом».

Родственница Пушкина, бегущая из Пушкина от немцев... Всё это не так легко придумать даже очень опытному романисту.

На Земле было жарко и тесно от событий. Так много их было на Земле, что для луны не оставалось ни минуты свободной. Мы выдохнули и вздохнули воздух. Это был воздух тревожной эпохи, когда нужно было дышать полной грудью или не дышать совсем.

Ночью проснулась от сильнейшей грозы. Удары грома сотрясали здание. Эвакуированная девочка, спавшая с матерью на одной из кроватей, плача, спрашивала: - Мамочка, это они стреляют или это мы стреляем? - Спи, это гром. Никто не стреляет, - отвечает мать. Девочка помолчит с минуту, а потом снова: - Мамочка, это мы или они?

Не будут немцы в Москве. Не может этого быть. Москва, она нерусской быть не может. Как человек не может не дышать. 5 ноября 1941 года

В чем состоит так называемая жизненная мудрость? В том, чтобы покорять себе обстоятельства, когда это возможно. И умно покоряться обстоятельствам, если иначе невозможно.