Родштейн О.Н. — об авторе

Невозможно "рецензировать" такие тексты: мёртвый город и почти мёртвые люди, но, тем не менее, живая жизнь, полная мерзостей, надежд, разочарований и созерцаний. Как и любые блокадные дневники, очень тяжелое чтение и необходимое.
Первая часть легче: зарисовки из быта Ленинградского Дома Книги, которые сравнивают закономерно с записками Шона Байтела и "Диковинными диалогами в книжных магазинах". Но ощущение от них другое, конечно, потому что и контекст другой.
Для интересующихся советской книжной торговлей и Ленинградом 1940-1943 гг. источник бесценный, что тут говорить ещё о документе?..

А вот об издании сказать есть что. Оно странное.
Вы знаете, что такое "копейка" или "милиция"? Имеете представление о "богине Венере" или "Врубелевских мадоннах"?.. Скорее всего, да. Но эти вещи нам решили в…

Однажды я услышала, как о пресловутых воспоминаниях Николая Никулина сказали очень мудрую вещь: «Это не портрет эпохи, это портрет Николая Никулина».
Здесь то же самое.
Предисловие обещает «емкий и образный литературный язык», но на деле автор перманентно плюет желчью во всех подряд — в детей, старух, чиновников, красноармейцев, рабочих, женщин в бане, которые провинились лишь тем, что у них обвисла грудь и сгнили зубы.
Родштейн пытается выглядеть интеллигентной и эрудированной, но на деле предстаёт неумной снобкой.
Все перед нею виноваты — и партия, и семья, и кашляющая бабушка, и глупый «любимый котик», и оперный певец, на свою беду заглянувший в ее отдел. Не казалось ли госпоже Родштейн, что для продавца книжного магазина в ней самой многовато снобизма и самомнения? Нет, не казалось. Она…