Татьяна Воронина — об авторе

В декабре от дистрофии умерли 52 881 человек, а в январе и феврале еще больше. Расходившаяся смерть вырывала из рядов осажденных товарищей по борьбе, друзей и родных на каждом шагу. Острая боль пронизывала людей от потери близких. Но большая смертность не породила отчаяния в народе. Ленинградцы умирали, но как? Они отдавали свою жизнь как герои, разящие врага до последнего вздоха. Их смерть призывала живущих к настойчивой, неукротимой борьбе. И борьба продолжалась с невиданным упорством.

Так болезненны, так страшны были прикосновения людей друг к другу, что в близости, в тесноте уже трудно было отличить любовь от ненависти — к тем, от кого нельзя уйти. Уйти нельзя было — обидеть, ущемить можно. А связь все не распадалась. Все возможные отношения — товарищества и ученичества, дружбы и…

Очень неоднозначные впечатления от книги. Начну с хорошего: главная идея книги, противопоставление двух взглядов на блокаду, героического советского и психоаналитического западного, очень интересная. Увлекательно читать про сравнение канонов соцреалистического романа и воспоминаний о блокаде. Как эти каноны повлияли на литературную и даже частную память. Но как бы автор не пыталась сгладить углы тем что она исследователь над схваткой, по-моему ей это не удалось, особенно в последней части книги про блокадные общества, где идут какие-то совсем уж откровенные фантазии про мотивы написания мемуаров людьми (ради премии от государства), а иногда и глумливое такое недоверие в честности этих мемуаров. Свечку не держал, может оно и так, но подозреваю что и Татьяна не держала, а все-таки это…