О самозванцах

Однажды мы сидели на веранде и пили вино, и вдруг ближе к полуночи, когда дети ушли спать, угли остыли и выкатились звезды, зашел разговор о самозванцах.

Ну, то есть, предположим: ты взрослый. У тебя борода, седые волосы и диплом MBA, и галстук, и какая-то серьезная работа, но всякий раз, когда тебе приходится сидеть за конференц-столом с другими взрослыми или, не дай бог, взять слово и говорить полчаса, или (совсем ужасно) выйти на сцену с микрофоном - всякий раз без исключения ты чувствуешь себя обманщиком, которого вот-вот разоблачат. Выведут за ухо, потому что он в маминых туфлях изображает взрослого человека.

У Макса Фриша в «Назову себя Гантенбайн» об этом есть чудесная история. Там один очень важный человек, посол великой державы, внезапно в расцвете своей карьеры понимает о себе одну важную вещь. Он вдруг чувствует себя самозванцем. У него натурально – политические процессы, визиты, переговоры. Переписка. Это старая книжка, так что еще и мундир, регалии и ордена, и посла также мучает титул "ваше превосходительство", каковым он себя не ощущает. Словом, этот симпатичный дядька, осознав себя не послом, вдруг падает - под ним подламываются колени. Пока он лежит на травке, все думают, что инфаркт, а у него просто прозрение. Черт, думает посол в разгаре, в цвету, на пике славы, лежа например на газоне или на ковровой дорожке, это неважно. Они все считают, что я — посол, а я – это просто я, думает он и теряет сознание, чувствуя себя обманщиком и шарлатаном.

Поднявшись на ноги (пишет Фриш), он должен сделать выбор. Например, застрелиться. Или подать в отставку. Вместо этого он принимается самозабвенно, вдохновенно играть роль посла. Он ведь понимает про себя все – ну еще бы, послы, думает он, это такие гениальные парни. А я-то. И старается, как безумный - просто чтобы его не разоблачили. Старается до самой смерти, предотвращает там какую-то войну и геноцид, входит в учебники дипломатии, умирает, не оставив ни малейшего свидетельства этих своих сомнений. Все считают его большим молодцом, настоящим профессионалом, а он всю жизнь, замирая от собственной наглости, просто пытался соответствовать собственным фантазиям о том, что это такое - посол великой державы.

Фриш - большой писатель, и этот эпизод очень меня потряс, когда мне было двадцать пять. А потом еще раз, в тридцать, ну и так далее. Гантенбайн - моя любимая книга, я перечитываю.
Регулярно, в общем, сверяюсь с послом. И нормально все, доложу я вам, все ОК, очень стабильно. Мне 46, и я по-прежнему самозванец.

А тут мы сидели на веранде под звездами и пили вино, и дети спали, и вдруг выяснилось прекрасное: сорокалетние журналисты, полковники, строители, писатели и пивовары - все одинаковые. Все - дети. Ну, почти все. Из пятнадцати человек только двое сказали - я взрослый, а остальные оказались, как я, тревожные жулики в маминых туфлях.

Тут должна быть какая-то мораль, вывод. Но я не могу его придумать, я просто очень рада, что оказалась такая не одна. Ну и то, что кто-то все-таки чувствует себя взрослым, тоже внушает надежду.