Цитаты из книг — Тина Шамрай

У каждого человека свой счёт к власти. Знаете, народ молчит-молчит, а своё мнение имеет... Нет, на площадь, на баррикады они пока не выйдут, но насолить власти чужими руками, отправить такой подарочек – это с дорогой душой! Уверяю вас, каждый с удовольствием готов вставить свой фитиль и, как говорит мой друг Кирилл,…

Опасно сближаться с людьми, от которых чего-то ждешь. Люди разочаровывают, особенно когда видишь их вблизи.

О! Личное дело заключённого – это документ исключительной важности! Он сопровождает человека на всех этапах его тюремной жизни. Вот где собирается, записывается и содержится вся его подноготная! На личных делах и отметки всякие ставятся – разноцветные полоски, значки и крючочки. Опытному вертухаю и этих отметок…

У меня отношения с богом просты: он испытывает меня на слабость, а я всё ещё сомневаюсь в его могуществе.

Но что дальше? Сидеть возле трупов? Так и с ума сойти можно! Так может и впрямь сойти? Сойти, спрыгнуть со ступенек и податься, куда глаза глядят? Куда глаза глядят – это побег! И, будто споткнувшись, он замер… Сама мысль о побеге совсем недавно показалась бы безумной, но теперь, после ночного сна, он не был так…

И меня два красивых охранника повезли из Сибири в Сибирь, выплыло из глубин памяти. Не довезли, болваны! Всего два месяца назад, когда его в Москве возили на суд, – и дорога была бесконечной, через весь город, – он боялся, что машина попадёт в аварию. А это верный конец, нелепый и окончательный. Он не смог бы выбраться из…

Семья – самое дорогое, что у него было, самое необходимое из оставшегося. Он знал в жизни столько заботы, нежности и любви, да, любви! Именно это, и только это, а не сознание собственной правоты и не упрямство, принимаемое за силу воли, и держит его в этой жизни.

Она ждала, наверное, каких-то слов, а, может быть, и действий. Только слов не было, захотелось провести рукой по её роскошным волосам и остаться. Остаться и, как говаривал майор Саенко, пожалеть. И его бы, наверное, пожалели. Только какой смысл в этой случайной связи? А всегда ли он нужен? Он уже жил этим самым здравым…

Не может человек смириться с тем, что его тело только корм для червей. Жалко человеку своих мозгов, особенно, если их не съел, прости господи, какой-нибудь Альцгеймер вместе со своим товарищем Паркинсоном.

Человек не может жить, разделенным надвое. Полукровке непременно надо определиться, и доказать, что одна его половина – это и есть целое.

Унизительнее всего была процедура личного досмотра, когда тебя, голого, вежливо просят или грубо приказывают повернуться спиной и несколько раз присесть, а потом наклониться. И тюремщик смотрит: не заныкано ли что-нибудь в очко – на их языке именно так и определяется смысл этой процедуры. Но такие досмотры проходят все…

Лето в тот год выдалось особенно жарким, и к августу беспощадное солнце выжгло всё живое на измученных, бесконечных просторах Даурии. И даже холодные в тех краях ночи не приносили облегчения, и жизнь поддерживали только надежды на перемены. И когда налетал упругий степной ветер и приносил лёгкие облака, казалось, за ними…

А он, боженька, не особенно и милосерден, не особенно-то и разбирается, кто прав, кто виноват. И те, кто творит произвол, вряд ли будут наказаны, и не надейтесь! Разве история двадцатого века вас в этом не убедила? Хорошо, квартирка всевышнего неизвестна, а то бы люди повыбивали ему все окна, разнесли бы дом по кирпичику.…

Но, выходит, никаких политических разногласий у вас с этой властью нет? Замечательно! А как вы, наверное, заметили, в обеспечение безопасности государства вас и посадили, изъяли, обезвредили. Во всяком случае, так народу объясняли. Вот вам, будьте любезны, сила государства во всей красе. И как?

Личная жизнь давно кончилась. Жена превратилась в далекую и уже малознакомую женщину. Через двойное стекло на свиданиях её лицо виделось размытым пятном, да и в голосе стал различать чужие нотки. Казалось, они стоят по разным берегам реки, и реку эту ни перейти, ни переехать, ни переплыть. Мосты взорваны, лодки сожжены, и…

Одни пытались сделать из него монстра, он не дался. Теперь другие хотят зачислить в разряд не то борцов, не то жертв, но и в этом удобном статусе он пребывать не желает. Ему, ещё живому, хочется совсем немного – остаться самим собой.

Он давно привык, что рядом всегда кто-то был: то мама с папой, то референты с бодигардами, то конвоиры с адвокатами.

Теперь у тебя вид настоящего офицера: чисто выбрит, слегка пьян, но после вчерашнего приходится дышать в сторону!