Цитаты из книг — Владимир Гандельсман

Феноменальность жизни моей, шага, вдоха грудная тяга, коченеющий утра пустой объем и шаги мои в нем. В жизнь упавший, в чехле кожи, с принятой на земле логикой мышц, суставов, костей вертикальных людей – я иду к остановке и там стою безмолвно и не перестаю шевелить от холода пальцами ног, весь - удар прицельного бытия и…

Остановка над дымной Невой, замерзающей, дымной, черный холод зимы огневой - за пустые труды мне, хищно выгнут Елагин хребет, фонари его дыбом, за пустые труды этот бред в уши вышептан рыбам, за граненый стакан на плаву ресторана "Приморский", за блатную его татарву в мерзкой слякоти мерзкой, то ль нагар на сыром фитиле,…

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧУВСТВА Как растрясти тебя? Не действует ни лесть, ни ложь, ни холодность, ни пристальная страсть. И все уловки, в сущности, пресечь пора. Пора. Я на себя готов принять вину. Кивает. Осени огромна весть. Букета в вазе чуть дрожит сухая снасть. Но лишь заговорю - прямая речь любовью вдвинется в меня по рукоять.…

1. Надо отладить технику расставанья, тянущегося от живота до горла, где глухонемая птица повествованья машет крыльями голо. И когда слетает внезапная птица эта на кормушку сердца, минуя мозг твой, выставляй знак запрета, отгоняя глухонемую в её край заморский. 2. Расставанье — окна любви и сетованья. Приглуши песню…

Пространства свежее пальто, расстегнутая мгла летит в окно ночным ничто, и хлопает пола, и вдруг покой волосяной, и поезд, с ночью слит, как перед истиной самой, перед огромной синевой как вкопанный стоит, тогда, дремоту отслонив, в очнувшейся тиши, ты будешь подлинностью жив сырых лесов, и сонных нив, и собственной души,…

* Назови взволнованностью земли караваном идущие по горизонту горы, тем же, тем же покоем дышать вдали от себя, темнеющий шаг нескорый, восходящий к небу и нисходящий шаг, книгочей, оторвавшийся от страницы, так взволнован, но и спокоен так, ни приблизиться не умея, ни отстраниться, освещенное осени сумерек вещество,…

Но если это исчезнет, называемое ты и я, пропадет совсем, никогда не воскреснет, если даже небо не вздрогнет и не надтреснет, то Господь безумен, радость моя.

Ребенок спит, подложив под щеку руку, другой обняв куклу, ему не снится совесть, он глубоко прав. Так глубоко, как на пустыре снег - ни фабрик вблизи, ни черных фигур во дворе по колено в грязи. Снег на пустыре один, как ребенок спит, он ослепительно состоит из самого себя.

Безумец Средь навзничь облетевших зодчеств, в дождях косых, я был свидетель крупных одиночеств, причем, своих, и горько плакал, но потом, упрочась в себе, затих. В руках есть мячик, он резинов, его подбрось — и он летит, пока я, рот разинув, стою, небось, вздымая руки, и затем, раскинув, их вижу врозь. Ты спросишь, много…

Оставаясь в постели Всё воскресное утро лежим разговаривая. Окно, из ноябрьской серости воскресая в звоне колоколов, осеняется острой, как лезвие, голубизной. Воздух вспыхивает, мерцает, как сеть. Улов – капли ласточек, сбитых голодом на лету с толку, тени скворцов. С прикосновеньем ко льду холодов, приручаешь истину: мы…

*** Троллейбус,что ли,крив, раздрызган и знобящ, что едешь, полужив, завертываясь в плащ, дрожишь,облокотясь на отсвет свой в окне, без тела-то сейчас ему теплей,чем мне. Да,я бы мог не жить, не видеть вообще, и слов не говорить, и не дрожать в плаще, но если это Бог мне зябкий подал знак, то как Он одинок, собой…

С ЛИДОЙ Много мелких дел. С пузырьками идешь ко дну. Как проходит жизнь,Лида!-в сердцах вздохну. Что ни шкафчик,откроешь-валится требуха на голову,избыток вещей,местная" вднх". Помнишь колхозницу и рабочего?-ее нога и его открывали коммунистические бега. Много мелких забегов. В бухгалтерию,в магазин. Мы оказались…

ЖИРАФ Бесшумно,в тапочках ли бархатных, из сонных грез воспряв, он выкроен из клеток шахматных, рогатый граф. Он долго пьет,в поклоне свесившись над лужицей простой, а после, ломко в небо ввысившись, стоит. О,стой, как изваяние балетное, под синевой творись! Идея шеи абсолютная простерлась ввысь. Нога танцовщика,стоящего…

НА ГОРИЗОНТЕ Пока зонтики шли,черные зонтики, и осень всхлипывала,всхлипывала, вдруг увидел маму на горизонте памяти,и меня ослепило. Ясно увидел комнату,свет белый- третий год,как она лежала,- пока зонтики шли и листва летала в будущем,и впивалось в меня жало. Как она не могла сладить,сладить со своей рукой или речью.…

С работы * У Пушкина в полости, я прочла, рана живота и сегодня бы полностью умертвила его навсегда, я прочла в статье, что у Пушкина-поэта рана в животе и сегодня сжила бы его со света, слышишь, Анна, я не работаю завтра, так скажу сегодня, что рана умертвила и нынче бы Пушкина Александра.

В дверях я замер: плыли два котла, как два кита, из глубины котельной, лиловая обугленная мгла ко мне прижалась с нежностью бесцельной. Я уничтожен был, я был дотла сожжен порабощенностью недельной, и если жизнь во мне еще жила, то жизнью от меня уже отдельной. И тут я взгляд поймал – он из угла шел пыльного и – дрожью…

Одичалых одиночек мало ли, тех, что прорастали в толщу почвы, стены, как в рапиде, шли обвалами, человеческой хотел я почты. Прах отсутствий сплавливал до тяжести, воздуха прочитывая сгустки, и вживлял, как дерево, в пейзажи те свой состав заклятьем речи устной. Или кровь искала выход порами, тычась, как в мешке еще…

*** Озера грудной разрыв. Белок горловых комки. Ветра мысль недоразвив, стихло дерево. Ни зги. Дымная навылет хлябь. Обморочный ночи рост. Ребрами худеет рябь в кварцевом продроге звезд. Речью я протру глаза. Горе больше нечем крыть. Вижу, что уже нельзя видеть и не полюбить.