Олег Вадимович Рисс — журналист, редактор, корректор, писатель. Потомственный петербуржец-ленинградец. Его дедушка по матери А. Ф. Пруссак — почетный профессор Военно-медицинской академии, основоположник российской отоларингологии, а прадед по материнской линии П. П. Семечкин — художник-литограф. Как писал О. В., прадед “...чтобы опубликовать работы своего друга П. А. Федотова, не только изучил литографское дело, но и „заимел” свою маленькую литографию, перешедшую к моей бабушке и просуществовавшую до 1917 года” (05.09.79), и добавлял: “его (П. П. Семечкина) автопортрет выставлен в Русском музее”.
Закончив в 1925 году среднюю школу, Рисс, не имея возможности по социальному происхождению…
поступить в университет, становится слушателем Государственных курсов по технике речи. В 1926–1929 годах он, отдавая дань своей склонности к журналистике, учится в Государственном техникуме печати на газетно-журнальном отделении. Еще в школе он становится юнкором “Смены” и автором репортажей с бегов в вечернем выпуске “Красной газеты”. Параллельно с учебой в техникуме он сотрудничает с редакцией журнала “Резец”, газетой “Кино”, “Рабочей газетой”.
По окончании техникума Рисс — литературный секретарь ряда газет: “Смены”, “Лесной правды”, в финскую кампанию — армейской “Во славу Родины”, в первый год Великой Отечественной войны — фронтовой газеты “На страже Родины”.
Блокадная дистрофия укладывает его на госпитальную койку и становится причиной демобилизации. Он возвращается в “Смену”, а когда его снова призывают в армию, становится сотрудником дивизионной газеты “Боевые резервы”, а затем редактором отделения печати Политуправления Балтийского флота и одновременно военкором ТАСС по этому флоту. В 1946/47 году он в Эстонском телеграфном агентстве заведует редакцией информации для ТАСС и заграницы. Возвратившись в 1947 году в Ленинград, Рисс работает корреспондентом и редактором отдела информации в Радиокомитете, но в 1949 году из-за нерусского звучания своей фамилии лишается возможности быть журналистом и вынужден ради хлеба насущного пойти работать корректором в типографию. Его 40-летний трудовой стаж делится ровно пополам: первые 20 лет он журналист, вторые — до ухода в 1969 году на пенсию — типографский корректор.
Это лишь внешняя канва его жизни, которая не дает ни малейшего представления о том, какой это был человек.
В. Каверин, в семинаре которого Рисс учился на курсах техники речи, назвал его “одним из самых способных своих слушателей”.
“...Произведения Олега, — вспоминал писатель, — удивительно сходились с его внутренним обликом. Он был благородный, честный, правдивый и добросовестный человек. Именно этим и отличались его очерки от множества других, обсуждавшихся на наших встречах. ‹…› Уже и тогда, когда он был еще совсем мальчиком, можно было убедиться в том, что он действует согласно, может быть, еще не осознанной в полной мере нравственной позиции. Эту позицию он сохранил до конца дней”.
Запойный книгочей, завзятый театрал, увлеченный кинофил, Олег Вадимович был человек необъятных и разносторонних знаний. Его отличала высочайшая добросовестность в работе и безграничная преданность любому делу, которым он занимался, в том числе и корректуре. Не случайно после его ухода на пенсию редакция журнала “Звезда” пригласила его читать корректуру в качестве “свежего глаза”, и он избавил редакцию и авторов от многих фактических, логических, стилистических ошибок.
Конечно, Рисс тяжело переживал отлучение от главной профессии, от любимой журналистской работы. Слишком несоразмерны были его возможности и талант, с одной стороны, и работа корректора, которую он вел, пусть с большой пользой и достоинством, — с другой. Одному из своих постоянных московских адресатов-корреспондентов психологу А. Н. Луку он писал:
“Пожалуй, и мне скоро придется обратиться к Вам за советом по психотерапии. Меня в жизни не раз лишали „права на труд”, на почве чего, как я полагаю, и развился невроз, который лет десять назад давал себя знать в сновидениях. Мне упорно снился сон на одну и ту же тему: я видел себя среди товарищей по редакции или в других местах, где я работал, но почему-то все заняты, а у меня работы нет, и это меня так мучает, я чувствую себя лишним, боюсь, что не могу оправдать свою должность и т. д. Сон обычно кончался приступом тахикардии, от которой я просыпался и пил валокардин” (17.02.70).
Тем не менее и в работу корректора Рисс стал вкладывать все свои знания, всю душу. Мало того, он стал ее исследовать и осмысливать.
“Меня всегда влекли люди, — писал он 6 апреля 1977 года, — которые в своей повседневной работе видели не простое исполнение служебных обязанностей, а поле для широкого осмысления того, что они делают, проявляя желание закрепить достигнутое для тех, кто пойдет дальше по этому пути”.
Именно таким человеком был и сам Рисс. Именно поэтому корректорскую работу он рассматривал широко, как одно из средств борьбы за точность печатного слова. Именно поэтому он не только старался обобщить свой опыт этой работы, но и обратился к истории корректуры у нас и за рубежом и в конечном итоге стал автором по-своему замечательных книг о корректуре и, шире, о точности печатного слова.
Если бы нужно было подобрать эпиграф для жизнеописания Олега Вадимовича, то лучше всего подошли бы для этого слова В. Каверина:
“При всей незаметности того, чему была посвящена жизнь Олега, это была жизнь, я бы сказал, полезного праведника. Забывать о деятельности таких людей не только грешно, но и опасно. Их деятельность необходима, и к ней надо относиться с любовью и осторожностью” (09.04.89).
