Цитаты из книг — Альберто Мендес

- Тебе не кажется, что мы все, наша страна, наш народ - мы все прокляты? - Нет. Я уверен что нет. А если ты так думаешь, значит хочешь свалить вину на кого-то другого

Молчание, тишина — пространство, полость, в которую мы скрываемся в надежде обрести убежище, но никогда не находим там покоя, защиты и безопасности. Тишина никогда не заканчивается, она обрывается. Ее отличительная черта — хрупкость, тончайшая ткань, пропускающая внутрь только взгляд.

Как исправить эту чудовищную ошибку: остаться жить! Я видел много мертвых, но я не понимаю, как и почему умирает хоть один из них!

— Нет, все не то, Элена. Это оцепенение, столбняк. Но не оттого, что проиграли войну, которая была проиграна в первый же день. Это другое. — О чем ты? — О том, что меня хотят убить, но не за то, что я сделал, а за то, что я мыслю… И самое ужасное, если я хочу размышлять о том, о чем я мыслю, я, получается, должен желать…

Антонио Мачадо (он, как и Эрнандес, тоже упоминается в «Слепых подсолнухах») в одной из статей, опубликованной в республиканском журнале «Revista de Espana» в 1938 году, написал: «Человеческие достоинства тем выше, чем глубже они коренятся в высочайшей безнадежности трагического осознания и агонии человека… Незаслуженная…

Безмолвие пожирало даже тишину. Разговоры, перешептывания, шорохи — все растворилось в непроглядном мраке, наполненном отдаленными, едва слышными отзвуками. До утренней зари жизнь в печальный каземат не вернется, а вернувшись на рассвете, вновь станет вестником смерти. Все знали, что в пять часов станут выкликать фамилии…

. Внезапно смерть стала представляться просто смертью, только смертью, не чем иным, как смертью, в которой не остается места ни телесной чистоте и целомудрию, ни животной страстности. По прошествии трех дней труп — всего лишь камень, бездыханный минерал, утративший недолговечность и хрупкость цветка, его беззащитность.…

Хуан спросил завшивевшего юношу: действительно ли он верит, что причастие способно изменить его судьбу? Тот ответил, что да, конечно, но к тому же облатка — какая-никакая еда, а он вечно голоден.

Пережитое человеком заставляет его с особой осторожностью относиться к собственным воспоминаниям, потому как его реальное существование входит в прямое противоречие с памятью. То, что теряется на жизненном пути, не исчезает вовсе, она коченеет, замерзает, каменеет в мгновение своего исчезновения, чтобы в тот же миг занять…

Но смерть — штука незаразная. Не то что поражение. В какой-то миг я почувствовал, как на меня надвигается эта страшная эпидемия. Оттуда, откуда я пришел, веяло поражением. От этой страшной болезни скончалась моя Элена, от этого погибнет мой сын. Малыш, которому я пока так и не удосужился дать имя. Я проиграл войну и…

«Насилие и боль, ярость и бессилие — вот что с течением времени слилось воедино, образовав некую религию выживания, в ритуал ожидания, когда все ноют один и тот же псалом-заклинание — ритуал, который убивает и умирает сам, — и жертва, и палач одновременно. Единственным словом оказывается тогда слово, начертанное мечом, а…

Как они смогли выиграть войну с этими вялыми и апатичными солдатами? Невозможно. Ведь их единственное желание — быстрее вернуться на свои перины, в дома, из которых они отправлялись на войну не бравыми победителями битв, а персонажами, не имеющими ни малейшего понятия, что такое жизнь. День за днем превращались они в…

Воскрешение бренной плоти, принялся размышлять Алегриа, во всех смыслах подразумевает некую утонченность, изящество и чистоту воскресшего; что же до него, то ему достались лишь гниющая, тленная плоть, невыносимое зловоние и полное унижение.

Пережитое человеком заставляет его с особой осторожностью относиться к собственным воспоминаниям, потому как его реальное существование входит в прямое противоречие с памятью. То, что теряется на жизненном пути, не исчезает вовсе, она коченеет, замерзает, каменеет в мгновение своего исчезновения, чтобы в тот же миг занять…

Все горячо желали, чтобы время не стояло на месте. Осознали: секунды, подчиняясь четкому ритму, бегут, спрессовываясь в минуты, достаточно лишь досчитать до шестидесяти. Секунды бежали скоротечно, но дни тянулись бесконечно долго.

Если бы мы могли достоверно предположить, во что превратилась жизнь капитана Алегриа, мы бы, наверное, сравнили ее со струей масла — вязкой, тягучей и неумолимой. Жил одиночеством, длил его в печальном ангаре, окутанный пустотой, паря между пустотой и вселенной. И наконец дождался мига, который предшествует последнему и…