Рецензии на книги — Ролан Барт

Французский интеллектуал Ролан Барт как-то отправился в Японию и был очарован. Но отнюдь не Японией. Не едой, не пейзажами, не архитектурой. Ко всей хрестоматийной экзотике он остался безразличен. Барта очаровала возможность иного. То, что привлекает внимание в рассмотрении Востока, это не другие символы и не другая метафизика, не другая мудрость, пишет он, но – сама возможность отличия, изменения… Чудо существования совершенно иных символических систем. Барт написал путевые зарисовки, каждая из которых – история его недоуменного восторга. Восторга любознательного инопланетянина. Он описывает игральные автоматы, пищу, лишенную центра, города без адресов, пищебумажные лавки и восточное веко, но наиболее интересными мне кажутся его размышления по поводу столовых палочек, хокку и поклонов.

П…

Эта небольшая книжечка вынесла мне мозг. И унесла куда-то далеко-далеко за кудыкину гору, в невообразимые дали, где предложение "его называют львом" теряет свой оригинальный смысл, зато приобретает десяток новых в качестве грамматического примера, и где в парикмахерских на обложках журналов негры колоний означают всего лишь негра, но дешифруются как французская империалистичность.

Вообще-то я хотела почитать какую-нибудь небольшую, но умную книгу по литературоведению, так чтобы хоть чуть-чуть получше разбираться в том "как читать книги", а Ролан Барт, театральный критик, философ-постструктуралист и семиотик, меня с головой окунул в культурологические (ли?) дебри. Для неподготовленного должным образом читателя это будет как со всего размаху погрузиться в Сумрак, уровень так шестой (сколько…

Ах, какая благодатная тема...

Никогда об этом не задумывалась, но ведь и правда - семиотике как никакой другой науке близка тема любви. Все влюбленные мира уподобляются специалистам, копающимся в смыслах, интонациях, знаках и прочих трудно уловимых моментах в поисках подтверждений своих теорий. Так что Ролан Барт играет, что называется, на своём поле. Другой вопрос, что эта игра рождает больше вопросов, чем ответов.

Я не увидела в этой работе цельности. Дискурс влюблённого представлен отдельными мини-статьями "единение", "зависимость", "ревность", "сцена" и т.д. Одни из них более очевидны, другие менее (и вторые, разумеется, интереснее). Что связывает эти фрагменты? (Воистину, точнее названия для книги нельзя было придумать!) По сути - только предисловие автора. Выкиньте две, три,…

Трезвость рассуждений Барта восхищает и отрезвляет одновременно.

Умная и бескомпромиссная интерпретация мифов ежедневного существования оставляет нас несколько растерянными, как будто раздетыми.

После суперсложности научно-философского предисловия, пусть кажущаяся простота этих блестящих эссе вас не обманет. Красота смысла открывается непросто, не сразу, не всегда, запоминается надолго и будоражит ум.

Заканчивается сборник статьей Барта о мифе, семиотике, структурализме и т.д. Я читала сначала предисловие и заключительную часть, и уже проникшись научно-философской подоплекой содержания, насладилась самими зарисовками.

Порядок чтения однако же совершенно не важен, скорость тоже не важна (хотя я за медленное чтение таких вещей). Наслаждение в любом случае вполне гарантировано и неожиданно…

Настоящий интеллектуальный вызов и важный вклад в современную философию и литературную критику. В своём эссе Ролан Барт радикально меняет привычное восприятие текста, утверждая, что смысл произведения не зависит от личности и намерений автора. Этот подход действительно открыл для меня новые горизонты в понимании литературы.

Данное эссе побуждает глубоко поразмышлять о том, как мы воспринимаем произведения искусства и насколько важно отделить их от биографии создателя. Для меня это было не просто чтение, а настоящая интеллектуальная практика, помогающая критически переосмыслить традиционные методы анализа текста. Если вы любите философию, литературу и хотите взглянуть на вещи под необычным углом, то эта работа обязательно стоит вашего внимания.

Ролан Барт, как всегда, бесконечно забавен. Меня всегда будет поражать его способность высказывать элементарные идеи так, что приходится трижды прочитывать фразу, пока не уловишь её значения. Конкретно этот труд в основном повествует нам о принципах философии постмодерна в целом и постмодернизма в частности. И всё бы ничего, но — чёрт побери! — марксизм? Серьёзно? Понравилась идея присутствия, изображения и отсутствия (собственно, той самой нулевой степени); синезанавесочники могут и окосеть из-за разрыва шаблона. У Фриша нечто подобное было в Гантенбайне, насколько я могу судить, только написано интересно, а не как у Барта. И без марксизма, что вообще вытягивает. Этого добра и у всяких упоротых чувачков хватает, навроде всяких там Маркузе с его фрейдомарксизмом ололо. Угнетает отношение…

Можно писать, отшлифовывая стиль, как Бальзак; можно даже создать "теорию точного слова" как Флобер и не подозревать, что хоть с этим ты и станешь классиком, порой наряжая форму, как рождественскую ёлку (ну, если ты Бальзак, или Флобер), все же это "совершенство" не позволяет роману выйти в иные измерения, кроме горизонтального. Вертикального измерения в них нет (оно же согласно Барту - "третье измерение", ниже поясню почему, оно же "нулевая степень письма").

Французская натуралистическая школа - Золя, Мопассан, Доде так и вовсе возвели искусственную реалистичность романа в крайнюю степень, увлёкшись линейным повествованием, но лишив его вертикальности.

Что же такое это вертикальное измерение? Эта загадочная "нулевая степень письма"? Она же - "третье измерение"? (Помимо "третьего…

Это небольшое эссе (всего четыре странички в ворде), провокативное по своей сути, вызвало множество споров сразу же после своего появления. Я попытался кратко резюмировать основные идеи «Смерти автора». Таковых набралось, не считая побочных линий, шесть. 1. Прежде всего, Барта не устраивает культ Автора, царящий в литературе и считающий, что содержание произведения – есть отражение его переживаний. Заодно достается и критикам, ищущим источники этого переживания в житейской несостоятельности (Бодлер), душевной болезни (Ван Гог) или пороке (Чайковский). 2. Основной посыл Барта – текст вырождается в гипертекст, сотканный из «цитат, отсылающих к тысячам культурных источников». В результате чего Автор низводится до Скриптора, который «несет в себе не страсти, настроения, чувства или…

Давно мне никто не был так симпатичен, как Барт. И вообще, как же приятно, когда твое болезненное, невербализированное и невербализируемое знание, чувствование на грани интуиции, оказывается разделено с кем-то еще. Минус один пункт одиночества, плюс один артефакт в копилку личного-неприкасаемого.

И снова я вернулась к этому эссе, как-будто обозналась тогда, недопоняла: ведь автор "Нулевой степени письма", на мой взгляд, не мог такое написать. Но нет... я ничего не перепутала. Барт говорит именно это: не надо в произведении искать автора.

Вот и Флобер старался предельно исключить из повествования свою персону.

Эту позицию можно назвать наивной. А объясняется всё так: художественное произведение без образности в принципе не обойдётся никогда, а образность передаёт чувственное восприятие. Вообще уникальная образность возникает на основе включения различных чувственных модальностей автора, включая синестезию как у Набокова. И это — восприятие (читай: "отношение") самого автора, хоть оно не очевидно, поскольку не выражено прямолинейно. Вот и у Флобера хватает образности как шаблонной,…

Текст философской природы, чтение такого характера не терпит спешащих и неусидчивых. Книга в которой не обсуждается факт восприятия влюблённости как болезни. Автор приводит примеры речей влюблённых проводя аналогию этого безумия как болезни. Если вы готовы пропитать несколько вечеров этой культурологической кислотой - дерзайте.

Пространство письма дано нам для пробега, а не для прорыва.

Вот ведь сколько раз уже отсылали меня к этой знаменитой статье (или короткому эссе) Барта различные литературоведческие иcточники, а все было недосуг прочитать. И вот наконец, в очередной раз наткнувшись на упоминание о ней, села и прочитала эту работу.

Очень четко, ясно, до гениальности просто излагает Барт свою позицию, наглядно иллюстрируя свои идеи отрывками (или идеями) из Пруста, Бальзака, Флобера и других. В этом совсем небольшом тексте сосредоточен очень четкий и глубокий смысл, с которым можно соглашаться, можно не соглашаться, можно соглашаться частично, но не знать который любителю литературы и истории литературы, наверное, невозможно.

Вот здесь я нашла русский перевод статьи…

Достоин восхищенья тот, кто не подумает: «Жизнь быстротечна», — при виде вспышки. (Басё)

Ну почему эта книга не попала мне в руки пока я еще жила в Токио? Это не просто зарисовки о Японии, это все то, что ощущаешь находясь там, а выразить не можешь. Слов не хватает и ходишь ходишь ходишь, погружаюсь в иную культуру, пуская в ней корни, пока она пускает их в тебе. То, что в этой книге рассказано и расписано о стране восходящего солнца, не может претендовать на роль путеводителя или серьезного очерка о культуре и нравах. Это одновременно и краткие, и емкие пояснения, в чем именно восток отличается от запада. И Япония то интересует Барта именно в силу своей инаковости, непохожести на западный мир.

Как же хорошо, что эта книга попалась мне уже после возвращения в Россию. Это не просто глоток…

Книга состоит из нескольких эссе и  лекций, глав из книг "О Расине" и "Мифологии". Ну и конечно, в ней есть  знаменитая статья  "Смерть автора". Такой набор даёт исчерпывающее представление о взглядах Барта.

Барту интересна не  система знаков и денотативных значений, а возникающие в процессе коммуникации  "коннотативные" значения, особое содержание которых позволяет тому или иному обществу  дистанцироваться в культурно-историческом.

Барт  утверждает, что в массовом сознании происходит фетишизация языка. В сознании людей укореняется множество разнообразных мифов, которые появляются благодаря наделения языковых конструкций силой описываемых ими вещей и явлений.

Кроме того, вещи и явления начинают претендовать на наделёность смыслом. Возникает феномен товарного фетишизма.

Мы становимся…

История о том, как "скучный" литературоведческий анализ можно превратить в увлекательный спектакль. Казалось бы, "S/Z" абсолютно научная, академическая статья: цель исследования определена, методология подробно изложена, в специальных терминах недостатка тоже нет (денотация и коннотация, литература означаемого, множественность текста и т.д.), развёрнуто описана техника "рассыпания текста" на лексии – на чём и основан "анализ" Барта - и, наконец, уже непосредственно на тексте "Сарразина" определены пять больших кодов – Герменевтический, Семантический, Символический, Проайретический и Культурный, – образующих "сетку", через которую будет пропущена бальзаковская новелла.

Задача герменевтического кода заключается в выделении таких (формальных) единиц, которые позволяют сконцентрировать,…

Книга у меня оставила двоякое впечатление. Первые 50 страниц пролетели за пять минут в просмотре "семейного" фотоальбома, а вот остальная часть шла не то, чтобы туго, но коротенькие одно-, двухстраничные заметки о видении мира, жизни, природы, людей вынуждали каждый раз останавливаться и "переваривать" прочитанное, порой возвращаясь к началу текста снова и снова. Язык в основе своей лёгкий и летящий, но я то и дело в полёте спотыкались о некоторые определения и "выдуманные словечки". Такой прием помогает вовремя останавливаться в процессе и "прожёвывать" прочитанное, чтобы не пролететь мимо стОящих мыслей. К тому же, форма повествования в виде заметок раскручивает мысли, и когда заканчивается текст, они продолжают крутиться в голове, получая новое развитие. Где-то в тексте автор…

"Camera lucida" Барта - это такая лирическая эссеистика, в которой Барту нет равных. Этот классик французской семиологии обращается здесь к своим излюбленным темам - философии восприятия, проступанию личного в общем.

В отличие от Сьюзен Зонтаг или Пьера Бурдье, Барта не интересует рассмотрение феномена в его социологическом или антропологическом аспекте. Барт равнодушен к историческим процессам, то, что находится в фокусе его внимания, - это личные наблюдения за собственной реакцией на культурный раздражитель. Барт разграничивает сферы воздействия фотографии как искусства на воспринимающего ее: это воздействие может проявляться через исторический, всеобщий контекст (Studium), когда фото интересует нас своим культурным и социальным бэкграундом, или путем личных ассоциаций (Punctum), когда…

Для всех, кто «мимо проходил»: данный текст сложно назвать рецензией, это результат того, что получилось написать при выполнении дополнительного задания в «Долгой прогулке» - монолог Молли Блум (почему именно Молли - потому что ничей поток сознания я больше не читала). Выбирая такой вариант, я не ожидала, что мне придётся читать книгу о любви, но каким образом говорить об этом чувстве, если не потоком сознания? (текст является расшифровкой моего монолога, предварительно записанного на диктофон. Вкрапления строчек из песен - то, что также роилось в голове на тот момент).

Да и он сказал читай Барта почему опять француз а ну да кто как не французы больше всего знают о любви вон даже книжки писали а мне известно гораздо больше чем эти книжки с их французами но игра есть игра сто одна фигура…

Фотограф стоит в светлой комнате, настолько светлой, что человек, которого фотографируют, не видит ничего. Только стены, шторы, драпировки, провода от вспышки, железная нога штатива – и кругом море света, зеркала, отражатели. Фотограф где-то тут же, в комнате, но его совсем (как нелепо!) не видно. Кому позировать, куда обращать свою сущность? Или личину? Когда улыбнуться (вот так вот, слегка, чуть приоткрыв верхние зубы - я знаю, мне так идёт, тренировался перед зеркалом), а когда расслабленно опустить уголки губ? Ну где этот чёртов фотограф? Почему его не видно? А он здесь, в комнате. Тот, кто запечатлевает и останавливает вечно изменяющуюся реальность. Он напряжен, неотрывно смотрит на человека по ту сторону объектива, его сердце стучит всё сильнее и сильнее, он рассчитывает дистанцию,…

Устыдившись своей мелкобуржуазности, насаживаю пулемет себе на левую культю и иду на улицу воевать со всемогущей Доксой.