Д. Новак — новинки

В двенадцатом выпуске анализируются и комментируются разъяснения Высшего Арбитражного Суда РФ, содержащиеся в постановлении о применении ст. 169 ГК РФ (Д.В.Новак), постановлении и информационных письмах о применении законодательства о применении контрольно-кассовых машин (Е.Е.Шевченко), постановлении и информационных письмах о применении налогового законодательства, в том числе законодательства, регулирующего особенности налогообложения банков, а также налога на прибыль и налога на добавленную стоимость (О.В.Бойков). Для судей арбитражных судов, адвокатов, корпоративных юристов, работников федеральных органов исполнительной власти и…

Три человека — инженер-программист, хореограф и один бывший влиятельный чиновник, не имеющий работы на текущий момент, но и не нуждающийся остро в оной, — сидели под раскидистыми ивами на берегу Яузы и интеллигентно пьянствовали в аккуратном ритме, когда стоит цель не столько захмелеть, сколь подкрасить общение нужными эмоциями, тонами, приятно растянуть время.

Подходящее место. Геомантия тут мощная, густая. Чрезвычайно оживлённый узел: станция пригородных поездов совсем рядом, откуда они и вышли, и метро, и шоссе, и торговые центры, и приезжих много, и иной публики праздношатающейся. Миряне кишат тут броуновским движением, снуют туда-сюда. Но и толчеи нет, просторно тут, вольготно, пространства вполне хватает. Ауру человечью не сжимает чрезмерно в тиски зданий. Зато от массовости изгибы брамфатуры великолепно проступают.

Турхан вообще любил поболтать. Но сейчас он больше слушал и расспрашивал. Дверь в ванную была открыта — там без всякого стеснения лежал в воде Шамиль. И они громко переговаривались. Шамилю было что рассказать. Несколько лет назад он выпал из их круга общения. И мотал срок в тюрьме.
А сегодня утром Шамиль взял и объявился у подъезда, прямо на лавочке, пригревающимся под ласковым мартовским солнышком и смакующим тёплый ветерок бездомным котом. С просьбой перекантоваться некоторое время, пока не придумает что делать дальше и как жить. И напросился первым делом помыться в ванной. И теперь не мог оттуда вылезти, подливая в десятый раз горячей воды, смывая с себя всевозможными гелями впитавшуюся в кожу вонь несвободы.

Сате, единственная сегодня без аватары, в своём реальном облике. На экране трансляции подписан её город текущего нахождения — Копенгаген. Да и по фону в окне за ней — тоже понятно, что она где-то в Северной Европе. Красивое правильной формы лицо, тёмные глаза, чёрные широкие брови, на контрасте кремово-светлые волосы, которые она наконец перестала окрашивать в радикальные цвета. Да и вообще в последнее время отошла от радикальности в эфирах. Смягчилась к своему тридцатилетию.
Она зазвенела хорошо поставленным медийным голоском:

Пьяно и тошно. Нет, разгулялся знатно, спору нет. Но что толку? Да и возраст уже неподходящий для гулянок.
Бросил взгляд на часы: далеко за полночь.
Шестиколёсный умный автомобиль вёз его домой, по шоссе на запад от проклятого мегаполиса. Очень мощная и максимально устойчивая даже на зимней дороге машина, управляемая бортовым автопилотом, гнала на предельно безопасной скорости, прорубая ночь фарами.
Вон из отвратительного гадюшника, из логова разврата и порока! От мелких людишек! Подальше от мерзких развлечений, вычурных проституток, назойливых подхалимов, что напрашиваются тебе в друзья. Лезут в душу. Прочь от обмана и лести. Льстецы — твои тайные враги, они ещё хуже врагов явных!

— Вперёд германский!
Длинноногому двухметровому Мартину его стандартный пони-поло, ограниченный в холке полутора метрами по правилам спортивной породы, был явно маловат, казался именно что пони. Что, впрочем, весельчака немца, миллионера и гедониста, владельца успешных мировых рекламных и маркетинговых агентств, нескольких юридически сильных паспортов, живущего большую часть года под золотым калифорнийским солнцем, не слишком смущало.
— Марти, всё ж лучше вам сменить язык, как лошадок после чаккера, иначе вы его загоните, — шутливо напомнила ему Сати по-немецки. — Русский ваш — не самый выдающийся, меж нами говоря.

Жизнь ощутимо разваливается. Неотвратимо. Ещё вчера мерещились замечательные планы как всё устроить в приближающиеся годы, как настроить события под себя. Ну да, ну да. Схемы, сроки, дедлайны. И вот они летят в пропасть. Реальность рушится, трещит гнилой тканью. А за ней остаётся лишь ледяной убийственный вакуум, в котором нельзя даже дышать, который разрывает плоть на куски. Ничего.

Не, ну кто так подаёт? Полузащитник в изначально белых трусах, а теперь испачканных на заднице от многочисленных, большей частью бесполезных подкатов на грязном весеннем газоне, тяжело пробежал разогнавшимся бизоном метров тридцать по бровке. Но. В конце поля совершенно безмозгло пнул мяч высоко над воротами. И теперь крупный HD-план показывал в замедленном повторе его скалящееся от неудачи лицо и старательную укладку на крашенной, модно стриженной голове.

Бусмиру сегодня озарило, точно вспышкой. Поразило. Молнией идеи. Она скучала в своём закутке затрапезного провинциального цветочного магазина, где работала последние несколько лет. Здесь почти всегда было пусто, в день заходили человек двадцать, и то большей частью поглазеть. Где только два раза в год бывает очередь за цветами — 1 сентября и 8 марта. И вот Бусмира как раз думала о сезонности в цветочном бизнесе, ну и ещё о других вещах: как сочетается фиолетовый и зелёный цвет, почему люди перестают знакомиться после тридцати, лифтинг или липолитики больше подходят для зоны второго подбородка, заказать на выходные пиццы или самой приготовить? Когда чугунной гирей с неба грохнулось совершенно ясное понимание сущности людей.

— Елизавета Павловна, вы пишете романы? Я просто не могу поверить, — вздыхал медовым голоском и гнусовато сопел Чугайнов, пока изучал электронные страницы текста на матовом толстенном столе, схватывая натасканным профессиональным взглядом отдельные куски и восторгаясь.

Константин Сергеевич никогда бы не подумал, что станет “выродком” — как он сам называл сорт людей, ведущих распутную, неправильную, девиантную жизнь, и которых более всего презирал и одновременно боялся своей старомодной христианской моралью. Он был человеком порядочным и ограниченным во всех смыслах, то есть ценящим жёсткие правила и этические ограничения, чтобы всё было правильно. Начальственным, готовым как к выполнению команд, так и к послушанию. Традиционным, благообразным отцом семейства. Но как-то так вышло. Случайно. Глупое недоразумение. По крайней мере, сам Константин Сергеевич ничего такого точно не планировал и даже не мог вообразить. У него и воображения-то не было попросту.

Ещё. Ещё. Ещё. И ещё. Быстрее, глубже, сильнее. В океане рецепторов бурлит, бушует буря.

Мой чудесный друг!

Никак не могу привыкнуть, что тебя нет рядом, хоть и прошёл уже бесконечный тягостный год. Гуляю ли я, сижу на лекции, засыпаю ли тёмной ночкой, но неизменно прихожу к одной мысли: счастье моё заключается только лишь в тебе одной. Даже находясь за полмира от тебя, чувствую, как неразрывно связано моё сердце с твоим. Будто те самые квантово запутанные частицы. Запутавшиеся, я бы сказала...

Что значит тоска? Зачем она? Осознание ли это собственного предела, незначительности, бренности, мимолётности жизни, бесполезности усилий жалкого смертного человече посреди бесконечных унылых равнин, издуваемых целыми веками северо-восточным волошинским ледяным ветром. Меланхоличная тщетность. От тягучих ли она медленных рек, у которых нет истока и устья, а один лишь простор. Особенность нейрохимии череды поколений, вследствие слишком долгой зимы и недостатка солнца. Национальная хворь. Но, одновременно, дар святого Неба, наделяющий и каменный валун душой, способной к чувствию.

Сегодня погода, огого, почти тридцать градусов. Припекает. И душновато. То есть. Самое то!
Последние годы почти всякие лета нежаркие и дождливые. Через озоновые дырки нас вечно заливает. Что-то серьёзно поломалось в небесном своде, как постоянно пугают учёные и экологи в своих статейках. Что-то случилось с климатом. Но процессы настолько большие и сложные, и отдельные люди не в силах осознать, что именно происходит. В сети пестрят десятки версий и популярных роликов теорий заговоров: от “такое повторяется каждые десять тысяч лет”, до “это новейшее климатическое оружие”. Все спорят. А точнее — никто ничего не понимает.

Они лежали в одной палате. Убогой провинциальной больницы, которая отвращает одним только запахом: смесь лекарств, хлорки и безнадёги. Само слово больница очень подходило этому месту— место боли. Что тут делать и зачем лежать было неясно.

Интересно как растёт трава. Как стоит стул. Отчего попугаи весело прыгают на двух лапках. Для чего дети плаксивы. И зачем его друзья собрались в таком количестве в одной крохотной комнате, где почти нет места. Ага. Сегодня же праздник. И он продолжается. Просто сильно навалило давчиком. Но как хорошо же тонуть в его сладкой беззвучной тугой созерцательности. Ещё эта музыка… Они зачем-то включили песнопения музыкальной группы афро-американских ребят. Только их госпелы, вместо восхваления Господа, содержали долгие, тянучие, с минимальным ритмом, одухотворённые оды Сатане. И они весьма-весьма погружали в транс. Загружали.

Вменил себе в обязанность ведение этих записей. Никогда раньше не вёл дневников, по причине того, что их кто-то может прочесть и использовать супротив меня. Но вот, наконец, решился. Видимо, бояться уже поздно, предпенсионное настроение — самое простое истолкование. Да и голова работает всё хуже, удержать в ней дотошные детали уже невозможно, многое безвозвратно забывается, а некоторые моменты хотелось бы фиксировать, чтобы перечитывать позднее и наблюдать динамику, соединять линиями отмеченные точки. Поэтому не воздержусь от упоминания конкретных имён — уже надоело воздерживаться от жгучего желания изложить всё, что я о них думаю. Возможно, это станет набросками будущих мемуаров, если только доживу до них в добром здравии, прежде всего умом.

Люди делятся на две категории: у кого есть деньги и у кого их нет. Цыган твёрдо принадлежал ко второй категории, но намеревался однажды очутиться в первой. Пусть пока и не знал как именно.
— Ты забыл, каким ты сюда приехал? Всё забыл. У тебя ничего не было, ничегошеньки. Дырявые кроссовки, с картонкой вместо подошвы. Смотрел на всё круглыми глазками, как котёнок. Вот такими...