Цитаты из книг — Ильзе Айхингер

— Мы хотим знать, что значит звезда! — крикнул Курт. — Что с нами будет? — Когда наступает темнота, — сказала Анна, — когда наступает полный мрак, что бывает? — Становится страшно. — И что тогда люди делают? — Защищаются. — Люди наносят удары куда попало, верно? — сказала Анна. — Они замечают, что это ничего не дает. Мрак…

— Если бы вы могли видеть себя так, как я вас вижу! — пробормотал Ангел вопреки своей роли. — Как вы тихо здесь лежите, в этой мрачной комнате, и с какой нечеловеческой храбростью! Он уронил руки. Ему страстно хотелось увидеть и запечатлеть образ. Если бы вы могли видеть, как я вас вижу. Но свет шел на убыль. — Как жалко,…

Где мы снова встретимся, где рождённое будет подтверждено? Где, на каких небесах будет записано великое свидетельство, оправдывающее всех нас? Это будет там, где расплавленные колокола вызванивают сразу и Начало и Конец, там, где совлекаются покровы с мгновений, — это может быть только там, где всё в конце концов…

Играть. Это была единственная возможность, которая им оставалась, устойчивость на волосок от непостижимого, стойкость перед тайной. Молчаливейший приказ: играть ты должен перед лицом моим! Это открылось им в водопаде мучений. Как жемчужина в раковине, в игре таилась любовь.

Тучи несутся на рысях, мчатся стремглав в гуще войны. А дети там, наверху, те, не в форме? В гуще войны учат английский. Они еще не знают, что ли? Никто из них не сможет выехать. Они будут лежать, чтобы лечь не пришлось нам. Они еще не знают, что ли? Зачем учить английский, если все равно придется умереть?

И вот теперь, в сгущающихся сумерках, они обхватили колени руками, они застыли в ожесточении и неподвижности, они по-прежнему терзаются все тою же ужасной неопределенностью — и не все ли равно, волхвы мы или ничто. И оказалось, что плащи сбросить было нельзя, потому что им было страшно, до сих пор страшно. Они могли…

Вероятно, мяуканье шло из помещения, где днем люди ждали, когда им откажут. Огромное множество людей с белыми, полными надежды лицами, — все они хотели выехать, потому что боялись и по-прежнему верили, что земля круглая. Невозможно объяснить им, что правило — это исключение, а исключение — это не правило. Невозможно…

Это был еще совсем молодой полицейский, неопытный и напрочь лишенный самоуверенности. И хотя он обучался валить с ног одним ударом и ставить на колени, он все же еще не был обучен, как быть, когда сбивают с ног и ставят на колени тебя самого. И хотя он был обучен стрелять и пригибаться, когда стреляют другие, он вовсе не…

В этот миг Эллен забыла свою боль. Она забыла, что осталась на свободе против своей воли, что ее отпустили из лагеря, отправили назад, на свободу, как будто она — одна из тех, кого проклинают; она забыла невеселую, язвительную усмешку друзей: «Мы же тебе говорили, что ты не наша!» Она забыла, с какой силой завидовала…

Нам не следует переводить дух, а не то нас разгонит ветер. А не то мы еще призадумаемся, а не то нас разгонят, а не то нас депортируют, как детей в мансарде. Нам нельзя переводить дух, а не то мы пропали. Последний куплет кончается так: «Завтра я буду один!» Нет, мы не будем одни. Потому мы и носим форму, чтобы не…

— Возьмите меня в игру! — Дуй отсюда, поняла? — Возьмите меня в игру! — Катись! — Возьмите меня в игру! — Мы не играем. — А что вы делаете? — Ждем. — Ждете? Чего? — Ждем, когда здесь будет тонуть ребенок. — Зачем? — Мы его тогда спасем. — Ну и что? — А то, что это будет хороший поступок. — А вы сделали что-то плохое? — Не…

Родители наших родителей дали маху. Родители наших родителей за нас не ручаются. Родители наших родителей ставятся нам в вину. Мы виноваты, что мы здесь, виноваты, что каждую ночь растём. Простите нам эту вину. Простите нам румяные щеки и бледные лбы, простите нам нас самих. Ведь все мы - дары из одной и той же руки,…

— Ян, — в тревоге шепнула она, — ты должен меня понять. Ты же говорил, мы все — города на границе! Мы все — зеленые башни, которые заостряются, когда этого уже никто не ждет! Мы все — покосившиеся на ветру станции, которые мудро остаются позади, пока мимо них проносятся скорые поезда! — Из последних сил оборонялась она…

...все пушки на свете созданы для того, чтобы заглушить человеческое дыхание, эти разоблаченные вдохи, эту распахнувшуюся мимолетность.

— Скажи, что это ты! — Я? Кто — я? — Тот, про кого я думала, когда говорила, что хочу домой! Он лежал в кресле и смотрел на нее. Она крепче сжала его руку. — Когда я раньше смеялась, то всегда потому, что смеялся ты, а когда я играла в мяч — я уже тогда играла с тобой. А выросла я для того, чтобы моя голова доросла до…

На детской площадке, в песочнице, лежали трое мертвых. Они лежали как попало, словно заигрались и не услышали, что их зовут мамы. А теперь они уснули и не увидели света в другом конце своего туннеля.