Цитаты из книг — Керен Климовски

А когда семьи больше нет, всё то, что составляло видимость уютного, удобного мира, уже не имеет значения, и люди или обсуждают несчастья и беды, свалившиеся на них, или молчат. В основном молчат, потому что обсуждать несчастья и беды рано или поздно надоедает. И вот именно тогда очень важно вернуться к мелочам. Ради…

Мы любим людей за то, что они могут умереть, за то, что у них есть тело, которое можно ранить, и вены, которые особенно видны с внутренней стороны руки и на которые больно смотреть, за то, что притаилось внутри каждого человека и в любой момент может вырваться наружу.

"Еще, конечно, сыграло роль стихотворение Наоми Шемер[48] – вариация на тему. Если вдуматься, вариация неглубокая, игривая, легковесная, но в этом и обаяние: четверо братьев бредут по дорогам, и праведник встречает праведницу, злодей – злодейку, дурачок – дурочку, а тому, кто не умеет спрашивать, досталась самая красивая…

"Бэнци – не самый популярный мальчик в классе. И не самый красивый. Но влюбляются именно в него. Что-то такое есть в его очень смуглом лице (его родители из Ливии, из Триполи), в том, как иногда сжаты его губы, – что-то волевое и упрямое. Вот в это я и влюбилась."

мы все в чем-то правы, поэтому все заслуживаем любви, даже те, кто не заслуживает, и я уже запуталась, и костер догорает, но я успела, я – Мория Мишель – рассказала костру о главном, безмолвно призналась костру в любви – не к костру, конечно же, а ко всем, кого люблю, и это замечательно, когда у тебя – время говорить и ты…

— А зачем за плохое пить? — Потому что плохое тоже бывает хорошим, и без плохого мы не знали бы о хорошем, и плохое – тоже важное, настолько же важное, как хорошее, иногда даже важнее.

Дружить можно со многими, а любишь только одного. И потом — когда дружишь, все просто: и разговаривать, и играть.

Когда мы любим кого-то, мы спасаем его - на время освобождаем от законов, от того ненадежного и зыбкого в венах, от того, что существует, когда мы закрываем глаза - и спасаем себя, потому что не думаем о собственном теле, о собственных венах, и что только так можно ходить туда, куда ходить нельзя. И знать, что вернешься.

Может, это и есть смерть – когда ничего не интересует, мне кажется, что человек начинает умирать, когда еще жив, то есть он уже знает и готовится, знакомится со смертью, чтобы потом было не так страшно.

Мамам можно говорить многое, а папам – нельзя, мамы как-то справляются, а папы не знают, что с этим делать, вот-вот заплачут, беззащитные такие.

Плачут там, где все знакомо, где лежат солнечными пятнами на паркете ручные сказки, и там от плача теплое ощущение в животе и сладко. А в бессказочной стране – надо стиснуть зубы, надо быть смелой.

И какой может быть мир без зимы, мир без снежков и снеговиков, без вкусных сосулек и заснеженных перчаток, мир без белых следов и рыжей шубки, без колготок, которые сушатся на батарее, без заледеневшего стекла? Как может не быть зимы?

Главное, чтобы были зима и лето, и выпонять зимой все зимние радости, а летом – летние, и осенние – осенью, а весной нюхать воздух – это главная весенняя радость.

Сочетание – ничего и никогда – самое загадочное и манящее. Это не черное, не яма, в которую падаешь, это ничто – скорее белого цвета, зияющее белое ничто, но ведь если нет ничего, то и белого нет, и слова «ничто» тоже нет... и в этот момент становится так страшно, чтл невозможно больше думать об этом.

Мамины сказки и папины сказки – не такие уж рзные. Они говорят о том, что мир обманчив – смерть может быть уютной или красивой. Все вокруг смертельно, если не знать правила. А правила знают только папа с мамой.