Княгиня Лиговская

Произведение не закончено.

Первая публикация – Русский вестник. 1882. No 1. с. 120—181 (с искажениями; заглавие: «Княгиня Лиговская. неизданное произведение М. Ю. Лермонтова»); одновременно: Лермонтов 1882: I, 546–599 (заглавие: «Княгиня Лиговская. Роман»).

К роману «Княгиня Лиговская» Лермонтов приступил в 1836 году. Свидетельством того, что отдельные сюжетные линии имеют прямое отношение к личным обстоятельствам его жизни, являются письма, адресованные родственнице и близкому другу поэта — Александре Верещагиной (в замужестве — Хюгель). В одном из них, написанном, по данным исследователей, весной 1835 года, поэт упоминает о разрыве отношений с Екатериной Сушковой и слухах о замужестве Варвары Лопухиной (m-lle Barbe). Оба события нашли отражение на страницах романа:

Алексей мог вам рассказать кое-что о моём образе жизни, но ничего интересного, если не считать завязки моих амурных приключений с Сушковой, развязка которых была ещё более занимательна и забавна. <…> Она мне ещё передала, что m-lle Barbe выходит замуж за Бахметева. Я не знаю, должен ли я ей вполне верить, но во всяком случае я желаю m-lle Barbe жить в супружеской безмятежности вплоть до празднования серебряной свадьбы.

На отдельных страницах рукописи замечен почерк друга поэта — Святослава Раевского. Переселившись на квартиру к Лермонтову в 1836 году, он помогал ему в написании отдельных глав — прежде всего это касалось образа Красинского, а также эпизодов, связанных с деятельностью чиновников различных департаментов. Кроме того, в рукописи обнаружен автограф троюродного брата Лермонтова — Акима Шан-Гирея, участвовавшего в создании VII главы.

Зимой 1837-го в Петербурге начало распространяться стихотворение «Смерть Поэта», Лермонтов и Раевский были арестованы и сосланы, работа над романом прервалась. Летом 1838 года Лермонтов в одном из писем Раевскому упомянул о судьбе «Княгини Лиговской», признав, что роман «затянулся и вряд ли кончится, ибо обстоятельства, которые составляли его основу, переменились».

В то же время лермонтоведы отмечают, что не только «истощение реального материала» стало поводом к тому, чтобы забросить роман — причиной утраты авторского интереса к «Княгине Лиговской» могло стать зарождение нового замысла, в котором частично воплотились прежние идеи. Так, уже весной 1839 года Лермонтов создал «Бэлу», а к 1840-му завершил «Героя нашего времени»; Григорий Александрович Печорин переместился из рукописи «Княгини Лиговской» на страницы нового произведения.

Действие романа начинается 21 декабря 1833 года в Петербурге. Молодого чиновника, двигавшегося из департамента по Вознесенской улице, сбил гнедой рысак. Попытки извозчиков догнать нарушителя успехом не увенчались.

Пока чиновник, отброшенный на тротуар, приходил в себя, нарушитель порядка добрался до богатого подъезда. Из повозки вышел 23-летний офицер Григорий Александрович Печорин. В Петербурге он, коренной москвич, поселился сравнительно недавно; за его плечами были учёба в университете, служба в гусарском полку и юношеская влюблённость в Верочку Р., которая, выйдя замуж за немолодого князя Степана Степановича, обрела новую фамилию — Лиговская.

Отправившись в тот же вечер в Александринский театр, Печорин встретил там семью Негуровых (за их дочерью Елизаветой Николаевной он начал ухаживать после расставания с Верочкой), а также сбитого им чиновника. Узнав своего обидчика, тот потребовал от офицера раскаяния; Печорин в ответ невозмутимо предложил решить вопрос с помощью дуэли.

Спустя некоторое время мать Печорина, Татьяна Петровна, устроила обед для нескольких знакомых; в числе приглашённых были Лиговские. Для Веры Дмитриевны пребывание в доме Печориных оказалось мучительным: Григорий Александрович изводил её намёками, заставлял вспоминать былое и в итоге довёл до слёз. Во время обеда выяснилось, что князь Лиговской втянут в некую долгоиграющую тяжбу, которую разбирает сотрудник департамента государственного имущества Красинский. Хозяин дома пообещал отыскать нужного чиновника.

Назавтра, узнав адрес Красинского, Печорин отправился к нему на квартиру. В крошечной гостиной его встретила старушка. Чуть позже появился её сын, в котором Григорий Александрович узнал пешехода, сбитого им на Вознесенской улице. Встреча была краткой и прохладной, однако уже на следующий день Красинский прибыл к Лиговским и произвёл приятное впечатление на княгиню.

Через два дня баронесса Р. давала бал, на который съехалось много господ со звёздами и крестами. Для Печорина это мероприятие оказалось тяжким испытанием: он встретил там Елизавету Николаевну, внимание которой стало утомительным, и Веру Дмитриевну, едва ответившую на его поклон.

• Гоголевские мотивы

В «Княгине Лиговской» Лермонтов делает чуть ли не единственную в русской литературе попытку синтезировать художественную манеру двух писателей — Гоголя и Пушкина. <…> Идя вслед за Пушкиным и рядом с Гоголем, он впитывал, как всякий гений, всё многообразие литературной жизни и литературных форм, отбирая живое, отметая отжившее и создавая новое.
— М. А. Белкина

Описывая столичный уклад жизни, Лермонтов в определённой степени использует поэтику петербургских повестей Гоголя. Вслед за автором «Шинели», «Носа» и «Портрета» он движется по большому городу во всех направлениях, показывая читателю дворы-колодцы, респектабельные гостиные, грязные каморки. Гоголь в Невском проспекте использует приём, который литературоведы назвали «овеществлением лиц»; его особенность заключается в том, что автор вместо описания человека даёт представление о его одежде. Эта творческая манера зафиксирована и в «Княгине Лиговской»:

«Лакей подсадил розовый салоп в блестящий купе, потом вскарабкалась в него медвежья шуба».

Сходство с другим, более поздним, произведением Гоголя — Мёртвыми душами — наблюдается в сценах, требующих обобщённой характеристики большой группы персонажей. Так, если гоголевскую вечеринку у губернатора посетили «мужчины двух родов» — тоненькие и толстые, то на лермонтовский бал к баронессе Р. явились кавалеры, которых автор разделил на «два разряда» — одни без устали танцевали, другие наблюдали за действом «с важной осанкой и гордым выражением лица». Влияние Гоголя чувствуется в совмещении прозы и поэзии (эти стилевые особенности заметны в эпизоде званого обеда в доме Печориных), а также использовании родителями Елизаветы Негуровой просторечных слов (вплоть до вульгаризмов).

• Влияние Пушкина
Исследователи отмечают, что если близость к Гоголю обнаруживается в бытовых сценах романа, то воздействие Пушкина ощущается при разработке характеров. Прежде всего это касается Печорина, образ которого создавался под влиянием Евгения Онегина — это произведение «постоянно стояло перед глазами автора „Княгини Лиговской“». У героев двух романов много общего: склонность к любовным интригам, некоторая зависимость от мнения светского общества, сопровождающаяся в то же время презрением к нему. Однако Печорин по характеру жёстче и увереннее своего «литературного брата», его не пугают трудности, влечёт борьба; в его характере есть победительная сила, потому что «он знал аксиому, что поздно или рано слабые характеры покоряются сильным и непреклонным».

Пушкинские мотивы присутствуют в «Княгине Лиговской» то в виде прямых цитат («Какая смесь одежд и лиц»), то в слегка заретушированных извлечениях из «Евгения Онегина» («Он получил такую охоту к перемене мест»), то как парафраз отдельных стихотворных строк.

• Художественные особенности

Переход от романтизма к реализму

До «Княгини Лиговской» Лермонтов уже имел опыт работы в прозе: в 1832 году он начал писать роман Вадим , представлявший собой «лирическую исповедь», в которой отразились мятежные порывы юного автора. Произведение так и осталось незавершённым; исследователи полагают, что в процессе работы Лермонтов осознал: «век романтических Дон Кихотов проходит».

«Княгиня Лиговская» продемонстрировала стремление писателя максимально дистанцироваться от прежних пафосно-возвышенных настроений, однако «печать переходности» в романе всё-таки присутствует. В первую очередь это касается образа Печорина, внешность и характер которого «получены в наследство» от Вадима (правда, в несколько смягчённом варианте). Так, они оба подчёркнуто некрасивы; при этом Вадим откровенно безобразен, а Григорий Александрович — просто неказист. И в том, и в другом персонаже обнаруживаются черты демонизма — в большей либо меньшей степени. Их родство проявляется также в отсутствии дара сочувствия к боли других людей; и Вадим, и Печорин холодны и безжалостны. Элементы романтизма заметны и в прорисовке характера Красинского, предшественниками которого являются неистовые герои из раннего творчества Лермонтова.

Нельзя сказать, что романтический элемент в характеристике Печорина вытравлен до конца. Некоторый романтический налёт остаётся и в «Герое нашего времени». Но пропорция патетического романтизма в «Вадиме» и «Княгине Лиговской» несоизмеримы.
— Борис Томашевский

• Элементы светской повести

С традициями светской повести связана наметившаяся в романе сказовая манера повествования: она характеризуется более широким использованием разговорной лексики и более заметной примесью синтаксических конструкций живой устной речи с её бытовыми интонациями, большей экспрессией, чем в стиле книжно-описательного повествования той поры.
— Лермонтовская энциклопедия

Элементы светской повести, являющейся одним из вариантов романтической прозы, введены в те сцены, где необходимо соблюсти «протокольную достоверность» описываемых событий. Заявка на скрупулёзность при воспроизведении места и времени дана уже в начале произведения, когда автор сообщает, что действие происходит 21 декабря 1833 года в четыре часа дня на Вознесенской улице. Далее внимание к такого рода деталям наблюдается в разных главах: читателю сообщается, что в Александринском театре идёт четвёртое представление «Фенеллы», а во время званого обеда гости обсуждают одну из последних светских новостей — Петербург ждёт картину Брюллова «Последний день Помпеи».

Предельная «топографическая» дотошность при описании маршрутов, по которым перемещаются герои, дала основание писателю Науму Синдаловскому назвать «Княгиню Лиговскую» «одним из самых „петербургских“ произведений Лермонтова»: «Действие разворачивается в совершенно конкретных и реальных декорациях Петербурга — на Невском и Вознесенском проспектах, Екатерининском канале и Миллионной улице».

На протяжении всего романа автор ведёт диалог с читателем, в котором хочет видеть просвещённого человека, способного понимать намёки, послания и рассуждения, а также владеющего «„искусством“ реконструировать избитые штампы». Обращаясь к воображаемому собеседнику, Лермонтов называет его «строгим», «почтенным», «любезным» и даже «возможным» (когда речь идёт о читателях грядущих поколений). Стремление автора к общению идёт опять-таки от «Евгения Онегина»; в то же время оно восходит к традициям светской повести.