За несколько лет до миллениума

Портреты двух столетий, или Миллениум на берегу Волги. Галерея субъективных литературных портретов, или Краткий путеводитель по волгоградской литературе

Место в табели о рангах определяют критики и литераторы.

Займешь ли ты место в сердце читателя, зависит лишь от тебя.

Т. Аксиомов

Вместо предисловия

Когда-нибудь все закончится в этом мире. Исчезнет писательская организация, и даже если останется, в ней не будет нас – сегодняшних писателей. Все станет совсем другим, и другие люди придут вести серьезные литературные разговоры в Доме литераторов имени Луконина. Не станет слышно пронзительного фальцета Василия Макеева. Навсегда прекратят шлепать картами по столу в зале вечные преферансисты Леша Кучко и Миша Зайцев. Не пройдет по коридорам длинный, худой и строголицый Евгений Кулькин, не пробежит улыбчивая и сдобная, как французская булочка, Лиза Иванникова, не будет спорить за столом вечная компания из Сергея Васильева, Валерия Белянского, Евгения Лукина. Не улыбнется строгой улыбкой учительницы Татьяна Брыксина, не постоит на пороге молчаливый и малорослый крепыш Кривошеенко, да и за барную стойку встанут другие хозяйки, которые, возможно, уже никогда не нальют сто грамм в долг… Не придет Жора Гордеев, с которым можно всерьез поговорить об истории нашей страны. Художники будут по-прежнему увешивать стены зала своими картинами, которых – увы! – мы уже не увидим и не оценим.

Как в 30-е годы печально сказал поэт Жаров на вопрос корреспондента газеты о том, каким будет будущее: «Будет все. Не будет только нас».

Жаль. Но таковы неизбежные реалии человеческого существования. Люди невечны на этой земле. Иных уже нет, есть и те, кто ушел, пока я писал эту книгу. Не стало Виктора Скачкова, покинули этот мир Валентин Кононов и Женя Харламов, тяжело болен Владимир Когитин.

Быть может, не желая смиряться с печальным будущим, я и засел за книгу. Пусть от людей, которых я знал, уважал и любил, кроме их произведений останутся и эти творческие портреты, сделанные на фоне счастливых и грустных времен, которые помогут читателю немного понять нас, уже устремившихся на лодке Харона к неведомым берегам Стикса.

В Доме литераторов на стене висят портреты тех, кто уже перешагнул роковую черту. Их много, ушедших навсегда. Рассказывают, что однажды неискушенный гость в ожидании друга-писателя стоял и рассматривал эти портреты. Писатель отсутствовал по каким-то своим писательским делам. Когда он вернулся, друг с недоумением спросил: «А почему на Доске почета твоего портрета нет? Плохо пишешь, да?».

Как говорил писатель Евгений Юрьевич Лукин: «А вот лучше надо писать!»

И пусть каждого из живущих писателей минует сия стена Дома литераторов как можно дольше. Торопиться не стоит, время и так слишком стремительно, мы и опомниться не успеем, как воды подземных рек плеском своим напомнят, что печальная ладья близка и нам пора.

Лучше пишите, мои хорошие и дорогие!

И дольше.

Культурный слой

Наша культура деградирует. Это я не к тому, что у современных писателей отняли все привилегии – художники являются частицей народа, и если что-то теряет весь народ, должны потерять они. Сытые творцы среди нищих читателей нелепы, как вечерний фрак на комбайнере во время посевной, как замшевые до локтя перчатки на натруженных руках доярки.

Власть – всего лишь слепок общества, зеркало, в котором отражается окружающий мир. Культура – в широком смысле этого слова – есть цивилизация, которую мы создаем. А что мы создаем? Куда идет наш мир? Камо грядеши? Качество культуры зависит от уровня образованности общества. И тут начинаются тревоги и сомнения. Культура – всегда производное человеческой души и прямо пропорциональна величине этой души.

Вчерашний косноязычный троечник никогда не станет сладкоголосым оратором. В этом мы уже могли неоднократно убедиться на примерах местной и общероссийской элиты. Перлы, которые изрекают они, способны довести до умопомрачения. Сплошное «хотели как лучше, а получилось как всегда». Радиоволны доносят до нас речи ведущих, которых на западный манер именуют «ди-джеями». Пошлая чушь, которую они городят, почитается за хороший тон. Мир эстрады прогнил окончательно: музыка в песне существует отдельно от безграмотного текста.

Недавно почитал сочинения современных старшеклассников. Пришел в ужас – незнание родного языка, полное неумение излагать собственные мысли. Присмотревшись, обнаружил, что собственного мнения как бы и нет – все серо, безлико. Похоже, наши школьники пользуются одним набором шпаргалок. Уже необязательно читать книги авторов, входящих в программу, – достаточно ознакомиться с кратким содержанием, созданным выросшими троечниками моего времени. Осознав, что живут в рыночном обществе, они торопятся облегчить жизнь современного школьника, а вместе с этим поправить свое материальное благосостояние. Школьники охотно пользуются их услугами. Да и зачем тратить время на чтение того, что коротко и доступно – на уровне комикса – изложено в небольшой брошюре. Вся мировая классика – на семнадцати листах! «Война и мир» – в двадцати пяти строках!

Ныне в почете точные науки – надо просчитывать прибыль и убытки. На лирику нет времени. В погоне за чистоганом мир отбрасывает ненужное, оно остается чудакам.

Кажется, мы потихоньку приближаемся к временам, когда человек, читавший Пушкина и Достоевского, станет достопримечательностью, вызывающей почтение и страх, смешанный с состраданием и жалостью, – надо же, на что потратил свои силы этот удивительный и странный человек! Прислушайтесь к разговору рядом: «Он старуху – бум! Старуха крякнула, а студент сгреб бабки и смылся…» Это один ученик пересказывает другому бессмертного Федора Михайловича.

Будущее идет. Оно решительно наступает. Оно уже совсем близко. При желании его уже можно коснуться рукой.

Болезнь и смерть «провинциалки»

Провинция дала литературе Шолохова и Рубцова, Белова и Астафьева, Лихоносова и Есенина. Желающий может продолжать этот список до бесконечности. Провинция была нервом литературы. Поднявшись до высот мастерства, из провинции отправлялись искать счастья в столицу, если не прикипали к ней душой навеки.

Советская власть дала людям не только грамотность, она дала возможность провинциальным авторам доносить свое слово до читателя. Практически в каждой республике, в каждом областном центре были свои издательства, свои журналы, на страницах которых появлялись их произведения. Автор всегда нуждается в обратной связи с читателем: писать в стол – удел немногих, и неизвестно еще, как бы расцвел талант того или иного писателя, если бы у него была аудитория.

Период становления демократии оказался удручающим – от торжественно продекларированной свободы слова скоро не осталось и следа, и стало ясно, что рыночный капитал – еще более жесткая цензура, чем ЛИТО, а отсутствие денег затыкает фонтан творческого вдохновения куда хлеще излишков. Развалились издательства, лишенные государственного финансирования, распались и канули в Лету некогда многотиражные журналы. Росчерком пера какого-то ушлого чиновника писательский труд отнесли к увлечениям типа нумизматики или собирания марок. Фантастические реки тиражей превратились в мелководные ручьи, а оплата писательской работы сравнялась с зарплатой уборщицы в магазине или грузчика на продовольственной базе. Писатель как творческий работник повторил судьбу всего народа, пришедшего от привычной, пусть и не слишком зажиточной, жизни к нищете.

Прилавки заполонила коммерческая и переводная литература, отныне читателю предписывалось сострадать латиноамериканским фазендейрос и восхищаться американскими коммандос, увлеченно мочащими российских солдат. Прежняя литература, воспитывающая в гражданине патриотические чувства и гордость за свою страну, ушла, и на смену ей пришла иная – агрессивная, невежественно глупая, воспевающая сомнительный мир проституток, бандитов и наемных убийц. Достаточно пробежаться взглядом по книжным развалам, чтобы убедиться в истинности этого утверждения.

Будущее любого народа зависит от сверхидеи, которой подчинено его развитие. Отсутствие национальной идеи ведет к тому, что общество загнивает и лишается стимулов к дальнейшему развитию. Некуда стремиться, некуда бежать. Литература, пусть даже неосознанно, всегда являлась проводником национальной идеи, в лучших своих образцах она создавала эталон поведения и образцы для подражания. Криминальное чтиво, захлестнувшее страну, привнесло в нашу жизнь совсем иные эталоны – идеалами, которым нам предлагают подражать, стали бандитские «бригады», воры в законе, интердевочки и прочая люмпенизированная масса, неожиданно всплывшая с общественного дна, где некогда пребывала, и явила себя обществу как нечто новое и достойное воспевания. Нецензурная речь влила мутные струи в тексты многих авторов. То, за что раньше давали пятнадцать суток административного ареста, ныне стало признаком авторской доблести и лихости. Нам предлагается сочувственно внимать проблемам сексуальных меньшинств, которым надоело тусоваться у общественных туалетов и захотелось всероссийского признания.

Коммерческие интересы частных издателей заставляют ориентироваться на сравнительно небольшую в масштабах страны группу авторов, подавляющее большинство провинциальных авторов остается вне поля зрения не в силу бесталанности, а по причине, которая выражается просто, – нельзя объять необъятное. Раньше для этих целей существовали региональные издательства, теперь их не стало, в то время как многочисленные авторы продолжают интенсивно и интересно работать, однако с плодами их творчества читатель не знаком.

Но ведь именно провинция еще хранит нравственное здоровье. Только в Волгоградской области работают такие талантливые и известные российскому читателю авторы, как В. Макеев, Т. Брыксина, М. Зайцев, Е. Кулькин, Б. Екимов, Е. Лукин, С. Васильев, Е. Иванникова, авторы, которые никогда не опустятся до пошлости и пропаганды низменных законов общественного дна. И что же? За исключением, пожалуй, Е. Лукина, В. Першанина да Б. Екимова, большинство из них лишено широкой аудитории, ведь столица далеко, а местные тиражи их книг, пока еще выпускаемых благодаря помощи областной администрации, не превышают одной тысячи экземпляров, что можно уподобить капле в море, особенно если учесть, что издания, выпускаемые за счет бюджета, реализации в торговле не подлежат и расходятся (конечно, это отрадный факт!) по библиотекам области.

Но все-таки культурная жизнь Волгограда – скорее исключение из правил: в большинстве своем нынешние отделения Союза писателей, лишенные государственной поддержки, влачат нищенское существование. (Впрочем, положение писателей и в нашем городе далеко не блестяще!) А тенденции дальнейшего развития общества грозят еще более удручающими перспективами. «Таланты рано или поздно пробьются», – говорят политики. С этим, конечно, можно согласиться, только вот беда – чаще всего они пробиваются поздно, на самом излете, на исходе лет, как это было с Арсением Тарковским. Чтобы талант расцвел, надо все-таки культивировать почву, на которой он взрастает. Увы! У нынешнего общества иные заботы. В погоне за прибылью оно забывает о главном – здоровье общества зависит от его культуры. Исторический опыт показывает, что национальная идея не появляется велением руководителя государства, она не рождается нетерпеливой и легковесной мыслью депутатов Государственной думы, она медленно прорастает в обществе, и не последнее место в овладении ею массами играет культура и в первую очередь – литература, Провинциальная литература медленно умирает. Конечно, в своем творчестве художник одинок, творчество не зависит от социальных установок, но совсем немаловажны условия, в которых художник выполняет свою работу. По природе мы – коллективисты, западный индивидуализм, который нам стараются привить, губителен, он разрывает общественные связи и либо уводит художника на стезю коммерциализации, заставляя писать то, что продается, либо вынуждает его спрятаться в башню из слоновой кости.

Река мелеет, если зарастают и превращаются в болота истоки. Литература, конечно, не погибнет. Но все-таки очень жаль медленно пересыхающие и превращающиеся в болотца провинциальные ручейки, которые когда-то, задорно журча и сверкая на солнце, вливались в великую реку под названием «Русская литература».