Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Серия «Вселенная Метро 2033» основана в 2009 году
Автор идеи – Дмитрий Глуховский
Главный редактор проекта – Вячеслав Бакулин
© Глуховский Д. А., 2016
© Стрелова М. А., 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2016
Поколение дозорных. Объяснительная записка Вячеслава Бакулина
Привет, друзья! Или, как принято нынче в Сети выражаться, «доброго времени суток»!
Боюсь показаться банальным и предсказуемым, и все же я в очередной раз тут думал. Люблю я это дело и ничего с собой поделать не могу.
А думал я вот о чем: на презентациях книг нашей серии я время от времени задавал авторам один и тот же вопрос с вариациями. Дескать, случись, не дай бог, и впрямь все так, как придумал когда-то Дмитрий Глуховский, кем бы ты себя, дорогой автор, видел в том ужасном две тысячи тридцать третьем?
Разумеется, на малопрестижных и бесприбыльных должностях свинаря, крысовода или, там, еще какого возделывателя грибной плантации никто себя не видит. Даже честными челноками-торговцами или работниками общепита господа писатели быть не хотят. Не хотят также стоять у станка, чинить электрику или крутить гайки, качать помпы насосов или рычаги дрезин. А признаться в том, что ты в душе крутой наемник или просто героический сталкер, – не иначе как врожденная скромность мешает. Впрочем, врать не стану – у Шабалова и Цормудяна я не спрашивал.
Проще всего, конечно, врачам. Особенно если хирурги да терапевты. Или даже – психотерапевты. Вот уж кто без работы не останется! Вот уж кого на любой станции, в любом бункере с руками оторвут. И по специальности работа, и почет, и уважуха, и верный кусок. Пусть даже крысятины. Хотя тоже как посмотреть. Проще – это когда ты в белом халате накрахмаленном да в уютном кабинете с девяти до пяти умные слова неразборчивым почерком в картах пишешь. Когда к тебе, офтальмологу, никому и в голову не придет заявиться с множественными огнестрельными, да осложненными сепсисом, или умирающего непонятно от чего ребенка принести, а у тебя из медикаментов – аспирин просроченный.
Вот и крутят авторы руками, принимая смущенные позы, вот и бормочут, что «вообще-то я себя не представляю никем: ни красным, ни коричневым (в смысле – жителем Ганзы; впрочем, жителем Четвертого рейха – и подавно), ни принцем, ни нищим. Как там в сказке «Про Федота-стрельца» говорилось: «Ни в парше, ни в парче, а так – вообче».
Правда, есть еще один замечательный выход. Буквально лазейка. Объявить: я, мол, дозорным буду. Круто же! Почти военный. С оружием. На посту. У костра. А по ту сторону – тьма и монстры. Да сам Артем, кто забыл, дозорным начинал! А стал – о-го-го!
В общем, миг – и существо бесполезное, бессмысленное и трудиться тяжко день за днем не желающее – ведь не желающее, чего уж там лукавить – превращается в очень даже нужное и полезное. Без которого прям вот никуда. У нас таких во всех учреждениях по всей стране – сотни тысяч. Вполне крепкие дяденьки (тетеньки, впрочем, тоже), в деловых костюмах или форме, а некоторые даже с оружием, день за днем гадающие кроссворды, дующие чаи, бегающие на перекур и прочим образом изнывающие от безделья. Зато как любят документы проверять и замечания посторонним делать! Как же, человек не просто так тут поставлен! Он порядок блюдет! Чтобы все было как надо, а как не надо – не было.
Никого не хочу обидеть сейчас, друзья. Честно и искренне. Да, охранники всякие бывают – иные ведь и жизнью рискуют, и без них действительно тяжело. И во Вселенной Метро от бдительности такого вот паренька со стареньким «калашом» очень много зависеть может. И сам я, если подумать, существо совершенно такое же – совсем не героическое, для жизни в постапе не предназначенное. Меня в простую русскую деревню вывези да брось одного – не факт, что выживу.
Но все же, задумываясь снова и снова, я прихожу к очень печальному выводу: случись что – и мы, жители современных городов ан масс, обречены. Потому что поколение дворников и сторожей, о котором пел страшно сказать сколько уже лет назад Борис Борисович, странным образом модернизировалось в наше время. И дело не только в том, что вместо сторожей появились дозорные.
Он давно забыл свое прежнее имя, зато привык смотреть на людей через снайперский прицел. Вокруг него – мир, сгоревший в огне. В его сердце бушует ад. Чтобы обрести себя, ему пришлось потерять все. Вера помогла ему выжить. Жажда мести определила его дальнейший путь. Теперь только от него зависит, кому жить, а кому умирать. Он знает, что за все придется платить, и смерть идет за ним по пятам. Но сможет ли он, заглянув в бездну и испив горькую чашу судьбы до дна, получить искупление? Этого не знает никто. Ведь предание гласит: когда оковы цивилизации падут и обнажится звериный оскал человека, время повернется вспять и начнется обратный отсчет…
Многие надежды оказались разбиты, многие стремления были напрасны. Быстро меняющейся мир жесток к тем, кто когда-то самонадеянно считал себя его повелителями. Но где-то там, за горизонтом, остался родной дом, который посылает мольбы о помощи. А значит, Лерке Степановой и команде атомохода «Иван Грозный» пора отправляться в очередное плавание, полное новых открытий и опасностей. Ведь каждый путь, сколь бы долгим он ни был, однажды должен завершиться.
Пусть даже кто-то назовет его путем проклятых.
Имя, данное ему при рождении, он забыл. Имя, под которым он был известен когда-то, лучше не вспоминать. Ныне его знают как Учителя. В мире, где больше нет места любви, жалости, искренности – ничему человеческому, он старается жить по-людски. Чтить справедливый кодекс анклава, воспитывать сына, заниматься с детьми в школе. Иногда приходят страшные воспоминания, но ненадолго. И все же наступает время, когда темное прошлое, которое он так хотел забыть и искупить, снова требует крови. И он бежит по грязным подземным тоннелям и зараженным улицам Вроцлава. Но разве от прошлого убежишь?..
Сквозь снег и мороз, через постъядерную тайгу и безмолвные, пустующие города. По снегу и льду Байкала туда, куда влечет тебя собственное безумие. В Иркутск. Пройти по краю, постоянно балансируя на тонкой грани человечности. Переступить ее, когда нужно быть зверем, – чтобы победить тех, кто давно перестал быть людьми. Взять верх над природой, врагами и самим собой.
Чтобы выжить. Чтобы спасти тех, в чьем существовании не уверен. Чтобы понять, осталось ли в тебе самом что-то от человека или зверь, проснувшийся семнадцать лет назад, – безраздельный хозяин твоего сознания.
Пролог
Очередная экспедиция вышла на исследование элитных жилых кварталов в районе Мосфильмовской улицы. Марина Алексеева, шедшая впереди всей группы, просматривала дома в прибор ночного видения. Все ребята держали автоматы в боевой готовности, выцеливая возможную опасность.
– Стоп! – шепнула женщина, подняв руку.
Впереди замерцал фонарь. Три круга по часовой стрелке.
Разведчики быстро отошли с широкого проспекта к домам.
Сигнал повторился. Марина по-прежнему не включала фонарь, надеясь, что люди, показавшиеся впереди, не захотят связываться с сомнительными личностями, разгуливающими по ночному городу и не откликающимися на условные знаки.
– Там кто-то есть! Точно! – донес ветер приглушенный голос, искаженный фильтром противогаза. В тишине замершего мегаполиса даже этот еле слышный шепот был услышан. К тому же противогазы бункера, совсем старые, больше похожие на резиновые маски, не закрывали ушей, а резиновый капюшон плаща химзащиты не мешал слуху.
– Пригнитесь! – тихо скомандовала Марина, оборачиваясь к группе.
– Руки вверх! Не двигаться! – потребовал мужчина, держащий в руках фонарь. – Вы на прицеле!
«Не получилось. Свалились на мою голову!» – раздраженно подумала Марина, включая фонарь. Три круга по часовой стрелке.
– Мы не сделаем вам ничего дурного! Дайте пройти! – ответила она.
Группа вооруженных людей осторожно приблизилась на расстояние трех шагов.
– Руки!
Алексеева послушно вытянула руки вверх, держа автомат за приклад. Ее разведчики последовали ее примеру.
– Кто такие? – спросил мужчина с фонарем.
– Разведчики станции метро Калужская! – соврала Марина. Она играла наугад и очень рисковала, понадеявшись лишь на неосведомленность собеседника.
– Почему не откликнулись на сигнал? – Кажется, поверили.
– Не хотели столкновения. Пожалуйста, дайте моей группе уйти, у нас слабые костюмы защиты. Я останусь и отвечу на все вопросы!
– Пусть идут медленно, не опуская рук! Ты отправляешься с нами! – приказал разведчик.
Марина обернулась к своим, кивнула:
– Идите. Вернусь, как смогу.
Медленно-медленно разведчики бункера отступали назад. Через минуту они обернулись и бросились бежать.
Марина стояла перед разведчиками, не опуская рук. Мышцы наливались тяжестью – автомат вот-вот грозил выскользнуть из пальцев.
– Тут высотки неподалеку, пойдем туда, поговорим, – подал голос один из мужчин, стоявших позади. – Все равно день пережидать.
– Руки опустить. Иди вперед, – приказал командир, толкнув Марину прикладом.
Группа обосновалась в небольшой квартире в одном из старых домов, двое мужчин встали у дверей с автоматами наизготовку.
– Кто такая? – спросил старший разведчик, усаживаясь на прогнивший диван.
– Меня зовут Марина Алексеева. Я со станции Калужская. Отпустите меня, пожалуйста. У меня плохой костюм, могу дозу радиации схватить, – жалобно заморгала она, прижав руки к груди.
– Почему станция не вышла на контакт? – Невозможно было определить, принадлежит ли голос взрослому мужчине или юнцу.
– Мы там одни остались, у нас связи нет, туннели к центру обрушились, – самозабвенно врала Марина. Она пошла ва-банк и выиграла. Ее собеседники не знали, что происходило на юге Калужско-Рижской линии.
Алексеева осматривалась, чуть поворачивая голову. Мутный плексиглас существенно затруднял обзор.
– Чем живете?
– Продуктовые магазины рядом… А нас там мало совсем, человек двадцать. Страшно. Отпустите меня, ну пожалуйста, если я еду не принесу, у нас детки умрут. – Марина всхлипнула, изображая из себя перепуганную девчонку.
Она судорожно соображала, как свалить от настойчивых разведчиков. Если допрос затянется до восхода, ей придется задержаться еще часов на двенадцать, а это в ее планы никак не входило. У нее не было сменного фильтра, а дышать радиоактивной пылью совсем не хотелось.
– Ребят, чего делать будем? Оставим помирать или пойдем с ней? – спросил товарищей разведчик. – Может, хоть детей вытащим.
– Да пойдем, чего уж. День пересидим – и выдвинемся, – откликнулся один из его спутников.
– А как же мы тут пересидим? Тут же монстры! – изображая крайнее недоумение, выговорила Алексеева.
– Не боись. Если днем молчать, они и не полезут. Только шевелиться нельзя особо, болтать тоже. Они ночью с охоты вернутся и в соседних квартирах залягут. Только вот балконы тут недалеко друг от друга, могут пролезть. Ну да авось пронесет, отстреляемся, – усмехнулся мужчина.
– Отпустите меня, пожалуйста! Мне домой надо! – заныла Марина.
– Нет, одну не отпустим. Раз ты нам попалась – надо контакт с выжившими налаживать. Что вы тут забыли-то, на Мосфильмовской? Тут же такая гадость ползает! Что, еды поблизости нет уже? – поинтересовался разведчик, протирая извлеченной из прорезиненной сумки тряпочкой стекла противогаза.
– Надо разведывать, что и как. Мы хотели до Парка Победы дойти и заблудились, – не моргнув глазом, соврала Алексеева.
– Так правильно, вам надо было вниз, в туннель, а он завален. Только если дворами к «Парку» пробиваться, а меж домов всякая гадость гуляет. Да и нечего вам там делать, там синяя ветка, она вся на поверхности, оттуда в туннели мутанты и лезут, – хмыкнул мужчина.
– А вы-то сами откуда? – осторожно спросила Марина.
– А мы с Киевской. Если по этой улице до конца идти, – неопределенно махнул рукой разведчик, – то можно на набережную выйти, а там дворами, чтобы речным тварям не попасться, прямо к Киевской и выйдешь. А там переход на станции Ганзы.
– А чего это – Ганза?
Разумеется, она прекрасно знала это средневековое понятие, и не трудно было догадаться, что так назвали Киевскую-кольцевую, а может, и всю линию.
Разведчик у двери поднял палец к губам:
– Тихо!
Краем глаза Марина видела, как за окнами алела полоска зари. Это могло означать только одно – мутанты возвращаются с ночной охоты.
«Твою мать! – мысленно выругалась она. – Теперь ждать вечера. Или валить сейчас. Не хочется подставлять ребят. Они неплохие, в общем-то. Только слишком настойчивые…»
На лестничной площадке кто-то завозился. Судя по звукам, тварь была немаленькая. Послышался скрежет соседней двери, задетой могучей конечностью. Мутант заворчал, зашлепали вверх по лестнице несколько пар лап.
В голове у Марины созрел план. Она схватила свой автомат, метнулась к выходу, оттолкнув растерявшегося разведчика, ударила по металлической двери и оказалась на лестнице.
Незаметно проскочить не удалось. Мутант повернул уродливую голову, покрытую отвратительными наростами, разинул пасть и взревел. Алексеева с трудом удержалась на ногах и поняла, что не успевает убежать. Нужно было отвлечь внимание твари. Но как? Выход только один – натравить ее на разведчиков с Киевской.
«Хана экспедиции, – мелькнуло в голове Марины. – Сунули нос, куда не следует».
Пуля ударилась о дверной косяк, грохот выстрела заметался между стенами. Алексеева бросилась бежать. Проскочив несколько пролетов, она прижалась спиной к двери одной из квартир и прислушалась.
У нее получилось. Мутант отвлекся на звук выстрела и пополз к квартире, где укрылись разведчики. Теперь девушка поняла, что пара сантиметров металла для его зубов не помеха. Раздался клацающий звук, скрежет железа, а следом за ним – душераздирающий вопль, который не заглушили даже фильтры противогаза. Пару раз громыхнули выстрелы – и потонули в отчаянных криках. Тварь добралась до своей добычи.
Марина перекинула автомат за спину и побежала, желая успеть до полного восхода солнца. Она мчалась по Мичуринскому проспекту, задыхаясь и оскальзываясь на искореженном асфальте.
Ей снова, снова неслыханно повезло. Теперь – ценой четырех жизней. Разведчики с Киевской проявили ненужное любопытство и должны были умереть. Бункер Гуманитарного института в лице Алексеевой трепетно оберегал свои тайны.
В страшном, исковерканном мире переступать через человеческую жизнь стало обыденным и простым. Когда счет жертв шел на миллионы, один, пять, десять погибших уже не считались трагедией.
И Марина вновь перешагнула через человеческую жизнь. Перешагнула безвозвратно. Она спасла своих товарищей – жителей бункера, – когда отвлекла четверых «философов», но своими собственными руками убила четверых разведчиков.
Алексеева лежала на узкой койке в своем кабинете, тщетно ища себе оправдание. Ей было противно и тошно от самой себя. Нужно было выговориться, кому-нибудь рассказать все то, что ее тревожило, но она не могла. Не имела права. Объяснить смерть разведчиков Ганзы кому-нибудь из своих означало рассказать и о радиации, и о вынужденной и постоянной изоляции бункера. Пошатнуть более-менее благоустроенный быт и веру в светлое будущее. В возрождение цивилизации. Нет. Она не имела права отнимать последнюю надежду у вверенных ей людей.
«Зато имела право отнять жизнь!» – ехидно шептал внутренний голос.
– Нет. Замолчи. Я их не убивала! – выговорила Марина, зажимая уши ладонями. Но разве можно сбежать от самой себя?
«Ты лицемерная, двуличная дрянь, – издевалось подсознание. – Ты говоришь о том, как ценен каждый человек, готова умереть за этот бункер… Но обрекла незнакомых тебе людей на страшную смерть!»
– Я должна была вернуться. Бункер должен жить! Контакты с внешним миром означают смерть! Эпидемию, мор! Мутации! Разведчики влезли не в свое дело. Если бы они отпустили меня, я бы не стала так поступать! – всхлипывала Алексеева, ворочаясь на кровати.
«Оправдывайся-оправдывайся, – шипел голосок в голове. – Ты их убила, позвала монстра, спасая свою шкуру! Они будут являться тебе во сне!»
Марина резко села на кровати, включила свет. И вдруг отчетливо поняла: нет, погубленные разведчики не придут.
В душе будто заскрежетали какие-то невидимые стальные запоры. И словно прочной гермодверью отсекли служебные дела от сентиментальности и сострадания.
– Так должно было быть. Они поставили под угрозу жизнь моего бункера. Я натравила на них тварь. Потому что они представляли опасность для нас всех. Я выбрала единственно возможный вариант! – отчеканила Марина.
И на нее вдруг накатилась страшная усталость, смешанная с безразличием. Алексеева рухнула на кровать и провалилась в сон…
