Безумен не мечт'атель, а…

Глава 5

О

‘Идиома встретил запах свежей бумаги. Как будто здесь он и возникал в целом мире, но это был всего лишь клуб любителей книг на “безбрачной” улице. Была она так названа, потому что прилегала к мосту, с которой кто-то вечно воровал замки влюбленных.

Хотя, как оказалось после, здесь и вправду рождались книги: клуб располагался под полом, в подвале, издательства. Свет был приглушенным. Мин вела по коридору с новой краской. Два стула валялось у стены. Кто-то забыл очки десятилетия назад на старомодном, даже по тем годам, комоде. Всё напоминало винтажную конфету в новой обертке.

Они подошли к двери и услышали прежде других теплый, как костер, голос за дверью.

Мин посмотрела на ‘Идиома. Почти треугольные остротой зрачки изучали готовность на его лице. Хатен’’’-Рид не знал, был ли готов к чему-либо, поджал губы и кивнул. Она толкнула дверь.

Свет в комнате оказался в разы сильнее, изобличал тени стульев – один стул, словно лишний, стоял в углу всеми замечаемый. На стульях в центре сидели кругом, друг напротив друга, немного людей – часть из них была пуста. В воздухе повисла разочарованная пауза.

Они были увлечены обсуждением новой книги, «Перенос внутрь», которую держал в тонкой руке человек-спичка. Его пыльноватая кисть была центром круга и не сочеталась с блестящим кофейно-клетчатым пиджаком; в кармане, у сердца, выставлялся платок с неровными инициалами «Х. Ф.»

Мужчина развернул к новеньким яркие глаза цвета забродившего шампанского.

– О, миледи Хинт! А кого это Вы привели в наш скромный клуб? Рабочий уже, между прочим, тридцать минут, – он постучал по руке, словно там были часы, но чувство времени у него было глубже кожи.

– Мистер, прощу прощения за опоздание. Это ‘Идиом. Он… – Мин посмотрела на парня, который пальцем наматывал сиреневую прядь и опускал глаза, – он хотел посмотреть, послушать.

– Ну что же вы тогда стоите, молодые дарования? Проходите, присаживайтесь. У нас, к сожалению, мест еще много. Целых двенадцать, если считать те, что в коридоре. В точности как в знаменитом романе. Кто-нибудь читал?

Он обвел всех членов клуба, четверых – как и пустых в будущем стульев в центре, – и разочарованно добавил:

– Эх, молодежь… Теперь в мире такое перенасыщение книгами, что классику разве что в школе читают. Но, к счастью, в школе не учат, как читать! Для этого мы и здесь! Учимся читать!

Спичка залилась искрами смеха, столь яркого, что даже ‘Идиом улыбнулся и сел подальше от других.

К нему присоединилась Мин и поддержала улыбку. Как, кажется, и юноша через два места от нее.

Исподлобья догорали два, кажется, серых огня. Полноватым пальцем он стучал по невыразительному подборобку и, кажется, о чем-то даже думал, но грустно нависшие, до самого подбородка, брови скрывали мысли.

Притом одет юноша был по последнему плачу моды, кажется, хоть и безвкусно: скользкая куртка из прошлого века, широкие штаны завтрашнего дня, которые задирались до коленей и открывали высокие носки в кедах, танцующих неритмично.

– Мы обсуждали вот эту замечательную книгу, – повернулся человек-спичка к ‘Идиому и поболтал кирпичную обложку, словно изысканный бокал, наслаждаясь ароматом. – Вы знакомы с ней?

Все глаза, особенно тусклые серые, устремились на новенького. Духота, которая, как он думал, прошла, вновь напомнила о себе. Кожу изнутри растянули тупые иглы.

– А! Претрясно ж, только пришел, а все тебя слушают! – сказал Люнден.

«Я же опозорюсь!» – подумал парень.

– У нас вот позор так позор – на скале умереть. Ты ж не собираешься?

«Смогу ли.»

– Смогешь. Пока не потеряешь голову на плахе – это не позор.

«Ты просто не знаешь нашего мира.»

– Мне и не надо. Люди одинаковые, пусть и мнят себя изме́ненными.

‘Идиом сглотнул. Он ощущал взгляд рядом с собой тяжелее остальных. И не знал, хорошо ли это. Мин будто невзначай толкнула его кроссовком.

– Д-да, конечно, она везде, – сказал наконец парень.

– Отлично! Наш разговор зашел о ценности этой книги. Милорд Даккер, – он указал на человека, поправившего утонченные очки, через два стула от ‘Идиома, – считает, что ценность ее в крайнем вреде для общества. Вреде идеи, что человек может контролировать реальность. И он заметил, что автор не может считаться писателем, – человек в очках деликатно кивнул.

– А милорд Логерман, – в этот раз мужчина указал на пухлые серые огни, – возразил, что популярность книги доказывает обратное. Доказывает, что она востребована. Ценность ее несчетна. И автор, безусловно, достоин быть “в топе”, как он выразился, – Логерман превосходительно ухмыльнулся.

‘Идиом ощутил ужас во рту и достал конфету, однако кислинка не сильно помогала расслабиться, поскольку он понимал, к чему всё идет. Парень начал крутить прядь, заранее продумывая ответ.

– Так вот, Вы не хотели бы поделиться своим мнением по этому поводу? – сказал человек-спичка и яркие пузыри вскипели на его глазах.

– Я-я… Н-не уверен, что могу рассуждать об этом. Не читал книгу.

Логерман фыркнул и сказал:

– Конечно. Все вы, зумеры такие: к ответу призывают – молчат, – на вид он не был сильно взрослее ‘Идиома: не больше двадцати трех; ‘Идиом не мог понять, чем так разозлил его.

– Ну же, милорд Логерман, не торопитесь с выводами, – сказал мужчина с книгой, погрозил пальцем и повернулся к обвиняемому. – Я не прошу Вас, молодое дарование, критиковать книгу, потому что это моя работа. Мне куда интереснее Ваша точка зрения насчет ценности любой книги как таковой.

Хатен’’’-Рид услышал заинтересованный вздох той, кто обрек на это. Но в суете он забывал думать, и ему сложно было начать сейчас.

– Я-я думаю, что ценны только те книги, которые приносят что-то уникальное. И уж точно не распространяют ересь на серьезных щах! – с каждым словом эмоции закипали в ‘Идиоме.

Логерман снова усмехнулся и контратаковал:

– Уникальные? Никому в два-кей-двадцатых не нужны «уникальные». Люди читают только то, что привыкли.

– Это неправильно! – возразил ‘Идиом. – И писатели должны бороться с этим!

Даккер стал кивать, как и его соседи, как и Мин, насколько парень мог видеть краем глаз.

В профиль она была прекрасна.

Человек-спичка заинтересованно вдохнул.

Логерман быстрее стучал пальцем по подбородку и стопой по полу.

– С обществом невозможно бороться. Если пытаться – ты окажешься лузером с дырявыми карманами. Твои книги тупо не будут читать, – крикнул Логерман, голос его был и до этого излишне громким.

– Лучше сохранить совесть чистой и умереть, чем уподобляться мракобесию, почивать на лаврах.

– Чел, ты угараешь? Все думают о деньгах. Мир такой. Даже ты. И ты этого не изменишь. На свалке место «визионерам». История их забудет из-за других.

‘Идиом покраснел. Как человек может быть настолько циничным? Он сжал кулаки. Хотел перейти на неконструктивный диалог: слова задевали его до живота, но Мин опередила.

– О май гаш! Никто не любить выскочек, – она многозначительно посмотрела на Логермана, и тот сжался. – Истинный писатель должен привычное представить новым и не терять уникальности!

Ее минорный голос перескочил на октаву повыше. Слегка надломился. Мин покашляла и, осознав, что люди теперь смотрят на нее, поправила куртку закрываясь.

 Но остальные члены клуба поддержали ее аплодисментами. ‘Идиом тоже.

– Отлично, миледи! Полностью согласен с Вами! – сказал человек-спичка. – И, к сожалению, время подходит к концу, поэтому давайте на этой ноте и закончим. Всем спасибо, что пришли. Хорошего вечера.