Разрушитель небес

14. Пурго

Purgō ~āre ~āuī ~ātum, перех.

1. очищать

2. оправдывать

Месяц спустя

Я сжимаю в кулаке изящную бриллиантовую подвеску и изучаю свою кожу. Окрепшие сухожилия, вены и шрамы. Ногти на пальцах рук стали гладкими, без бороздок – благодаря питательным веществам и отдыху. Правой руке свободнее без гипса, но на ней еще сохранились ярко-красные отметки от наномашин, мелкие, как рисовые зернышки. Бицепсы кажутся налившимися силой, мышцы перекатываются под кожей, когда я протягиваю руку с подвеской и вдавливаю ее в мраморную стену. Не числа отмечают это время. А цели.

Белая пыль вьется у подола моего голубого шелкового платья, робопес щелкает зубами, ловя пылинки. Я опускаю руку и глажу его по голове:

– Не трать силы зря, малыш.

Робопес весело лает и виляет хвостом.

Закончив, я отступаю и смотрю на семь кружков, вырезанных на мраморной стене моей спальни – по одному за каждый поединок, который я обязана выиграть на Кубке Сверхновой. По одному на каждого члена неизвестной мне семьи, который должен умереть.

Бог сотворил вселенную за семь дней, а я уничтожу семерых людей.

Шмыганье носом, доносящееся из коридора, выдает приближение Киллиама задолго до того, как он стучит в мою дверь.

– Барышня?.. Хозяин желает знать, готовы ли вы.

Я застегиваю последний крючок на лифе и поднимаю голову:

– Давно готова, Киллиам.

Кубок Сверхновой проводится раз в десятилетие, и это поистине событие.

За неделю до начала состязаний нова-король Рессинимус устраивает пышный банкет в честь прошедших квалификацию Домов и их наездников, и присутствовать на нем обязаны все участники без исключения. Я смотрю в окно ховеркара на магистрали, рассекающие воздух оранжевыми нитями, на мелькающие под нами особняки благородных, воздвигнутые из стекла и мрамора. Королевский дворец занимает верхушку оси Станции, где обосновалась знать: это здание из белого дерева, расположенное на зеленом диске, с края которого стекают водопады, окутывая верхушку оси влажной дымкой. Десятки ярких ховеркаров, принадлежащих благородным, ожидая разрешения на посадку, вьются по спирали вокруг дворца, напоминая миниатюрную солнечную систему.

– Кто-нибудь из этих семерых Отклэров знает меня в лицо? – спрашиваю я Дравика. Одетый в шикарный серебристый жакет, он сидит напротив меня.

– Я в этом очень сомневаюсь. Если, конечно, ты не показала свое лицо Раксу и он не разболтал, как ты выглядишь.

– Можно подумать, я показала бы ему хоть что-нибудь, кроме двери, – фыркаю я.

Улыбка едва трогает уголки губ Дравика.

– Позиция, достойная похвалы.

Наконец ховеркар совершает посадку, двери открываются, и салон наполняет смех. Я выхожу, и мое серебристо-голубое платье сразу привлекает к себе пристальные взгляды. Среди собравшихся поднимается шепот, едва ли не заглушая рев двигателей на посадочной площадке. На меня вдруг накатывает сожаление, что рядом нет робопса, – мне недостает его сапфировых глаз, жестяного лая, который он издает, защищая меня от опасных пылинок и теней. Я крепко сжимаю в кулаке подвеску Матери.

Дравик оборачивается и предлагает мне руку, обтянутую голубым шелком. Серебряные кисти его эполетов мерцают на солнце, он улыбается.

– Понимаю, тебе трудно терпеть прикосновения, но, может, всего один раз? В знак солидарности.

Я вижу, как вокруг нас расхаживают благородные, выбираясь из своих ховеркаров. Богатые. Влиятельные. Опасные. При виде бледной голубизны и серебра наших нарядов они щурят глаза, словно заметили что-то грязное, мерзкое. Дом Литруа отличается от остальных, и знати, похоже, это известно. Нас мало, а их много.

Я протягиваю руку и беру его под локоть.

Мы шагаем по траве, зеленей которой я никогда не видела, мягкой как вата и колышущейся на искусственном ветерке. Все это похоже на сон, который мне привиделся в раннем детстве, когда я впервые прочитала о щедротах Земли: ухоженные живые изгороди, ряды клумб с плодородной землей, пестрящие цветами и свежими овощами, и даже исполинская поскрипывающая секвойя – «красное дерево». У нее шероховатая кора, а за стволом может укрыться с десяток человек, от ее вида у меня по спине бегут мурашки – когда-то на Земле росли миллионы таких великанов. Земля была настолько большой и зеленой, что даже миллион подобных деревьев мог свободно расти на ней. Под величественной секвойей и устроен банкет, за безупречно накрытыми столами собрана радуга, так как благородные, одетые в цвета своих Домов, держатся вместе. Переливчатые драгоценные камни, яркое голографическое кружево и перья на шляпах, искрящееся содержимое бокалов – сверкает все вокруг, а я вижу только зловещий блеск зубов.

– А, Драв!

Дравик останавливается, я тоже, и мы оба оборачиваемся на голос. Сэврит. Даже без костюма наездника он выглядит внушительно, рельефные мышцы проглядывают под серовато-зеленым кителем с бронзовой отделкой. Я была права: он старше Дравика лет на десять-пятнадцать. Время нанесло беспорядочную путаницу мелких морщин вокруг его темных глаз и бархатистых губ, половина черных волос собрана сзади в величественный хвост.

– Сэврит, – Дравик кланяется, я следую его примеру. На лице Сэврита отражается явная паника, но он отвечает на поклон, еще более низким. А когда выпрямляется, то обращается ко мне улыбаясь.

– Так ты… и есть та девочка? Приятно наконец встретиться лицом к лицу.

Однако его лицо я уже видела – изучила все, что нашла о нем в базе данных. Сэврит цу Фрейниль по праву считается искусным наездником, но двадцать лет назад он был гораздо более известен как покоритель женских сердец. Взрослея, я постоянно видела его на побитых голоэкранах в Нижнем районе – в рекламе кофе, в рекламе контрацептивов. Неизменно подмигивающего.

– Синали, – представляюсь я. Чувствую на себе взгляд Дравика: он ждет, когда я полностью произнесу свое имя, согласно условиям соглашения. – Синали фон Отклэр.

У Сэврита вспыхивают глаза, и он указывает на меня:

– Так вот откуда этот лед во взгляде. И вот почему Драв выбрал тебя. Ты, должно быть, дочь Фарриса.

– Что тебе нужно, Сэв? – холодно прерывает Дравик. Сэврит качает головой:

– Ты что, злишься из-за моей догадливости? Приведя ее сюда, ты забрасываешь одно осиное гнездо в другое.

– Собираетесь остановить меня? – спрашиваю я.

Мои слова Сэврит воспринимает с удивлением. Улыбка у него искренняя и теплая, как у Киллиама.

– Нет. Я люблю немного развлечься. Бог свидетель, слишком долго на этих банкетах перед Кубком царила скука.

Я не собираюсь испепелять его взглядом – воспоминания о том, как я опрокинулась и кувыркалась в космосе, а он пришел на помощь, еще слишком свежи. Он молча улыбается мне, вокруг нас шум светского приема на открытом воздухе, и тут что-то шевелится у него на лице… прямо под носом. Кровотечение? Нет, для крови эта жидкость недостаточно темная. Что?..

– Сэв, – кашлянув, Дравик указывает на свой нос. Сэврит спохватывается, прикрывает лицо ладонью и поспешно кланяется.

– Прошу меня простить. Удачи тебе на Кубке, девочка. С нетерпением жду возможности увидеть, на что ты способна, когда не занята вращением.

Подмигнув, он уходит, широко шагая по траве.

– С ним все хорошо? – спрашиваю я Дравика.

– Это его дело. Тебе же несвойственно беспокоиться о судьбе благородных, Синали.

Он прав. Все благородные здесь – потенциальные союзники Дома Отклэров и мои враги.

– В этом году он участвует в Кубке Сверхновой?

Дравик кивает:

– Сэврит – один из старейших наездников в турнирных кругах. Отбор вполне может свести вас вместе. Будем надеяться, ко времени поединка ты приобретешь достаточный опыт, чтобы одолеть его.

Сомнения проникают мне в мысли, но я решительно отметаю их. Я делаю все, чтобы выиграть. И сделаю все, что еще возможно, ради победы.

Дравик манит меня к столику под бледно-голубым стягом. Слуги убирают стяг, когда мы садимся, вышитый на нем серебром бегущий кролик проворно ускользает. Благородные дамы как-то по-особому подбирают юбки, когда садятся, но меня это не волнует, тем более под пристальными взглядами бело-золотых Отклэров, устроившихся в противоположном углу сада. Семеро из них сидят за идиллическим столом, разодетые в шелка и драгоценности, и улыбаются друг другу так же, как когда с холодной, расчетливой жестокостью отняли у моей Матери жизнь… просто потому, что это было им выгодно. Потому, что это принесло им больше драгоценностей.

Держи себя в руках. Я контролирую напряжение в теле, чему научилась в боевом жеребце. Сосредоточься.

– Мы привлекаем внимание, – негромко замечаю я. Дравик усмехается:

– Этого и следовало ожидать – Дом Литруа что-то вроде забытого реликта. Не придавай значения.

Я осматриваюсь. Стол в зеленом и черном, стол в сером и оранжевом, стол в красном и коричневом… Дом Вельрейдов. Ракс. Я до сих пор не видела его. Оглядываю сидящих одного за другим: Ракс рослый, но среди Вельрейдов за столом рослых немало. Замираю, ощутив нахлынувшее отвращение: и зачем я его ищу? Он препятствие, которое я должна преодолеть, и не более.

Я невольно замечаю среди глазеющих милую девушку – у нее рыжие волосы, а одежда травянисто-зеленая в черную полосу. Веснушки разбегаются по ее лицу, когда она улыбается – довольно заинтересованной улыбкой. Кому-то я внушаю любопытство, а не ярость или равнодушие… Эта девушка напоминает мне Джерию, с которой мы вроде как сдружились в борделе, единственного человека, который спрашивал вечером, хороший ли у меня выдался день. Улыбка незнакомки вскоре гаснет: сидящая рядом женщина легким постукиванием веера заставляет девушку повернуться к остальным собравшимся за столом.

– Солунды, – отвечает на мой невысказанный вопрос Дравик. – А девушка – это их наездница Ятрис.

– Она моих лет, – тихо говорю я.

– Это сейчас она улыбается, но Солунды – давние союзники Отклэров. Когда они узнают, что мы представляем для них угрозу, Ятрис без колебаний расправится с тобой.

Сделав вдох, я перевожу взгляд на короля. Он восседает во главе банкета, складки великолепного фиолетового с золотом одеяния расстилаются вокруг трона. На его шее аметистовое ожерелье, корона тонкой работы из янтарных бусин венчает голову. В белую бороду вплетены бусины из древесины секвойи, а зелень его глаз ярче пышной растительности сада. Вооруженные стражники образуют полукруг у подножия пьедестала, на котором стоит королевский трон. Шут расхаживает на неоновых проекционных ходулях, то и дело выключая их, чтобы подскочить к королю и нашептать ехидную шутку ему на ухо, но это не вызывает улыбки у нова-короля Рессинимуса III.

Отец так страстно желал быть приближенным монарха, что ради этого пошел на убийство. Мою мать убило не только мое существование, но и существование короля.

– А это кто такой? – лукаво спрашивает Дравик.

Я язвительно усмехаюсь:

– Его августейшее величество.

– А, ну как же. Хотя… когда-то я называл его иначе.

– И как? – хмурюсь я.

В этот момент король смотрит на наш столик, и Дравик отвечает ему взглядом, какого я прежде никогда у него не видела – совершенно пустым. На его лице не отражается и тени эмоции. Никакой безмятежности или спокойствия.

Только… пустота. Пустота, подобная оружию.

Оглядываясь назад, я понимаю, что должна была догадаться. Должна была понять еще в тот момент, когда Дравик привез меня в свой особняк, когда я увидела шрамы на его радужках – и тот портрет зеленоглазого мальчика, – когда он обратил действия стражи в мою пользу. Должна была понять миллион раз прежде, но все встало на свои места лишь теперь, когда непринужденное выражение исчезло с лица Дравика, сменившись блеском клинка во мраке.

– Отцом.

С трудом я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него.

Взглянуть на принца.