ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Редактор Кристина Пак

Корректор Сабрина Бадалова

Дизайнер обложки Lina Lentseva

Иллюстратор John Percival

Вёрстка John Percival


© Сергей Сергеевич Федоров, 2020

© Lina Lentseva, дизайн обложки, 2020

© John Percival, иллюстрации, 2020


ISBN 978-5-0051-1081-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Благодарности

Выражаю благодарность за помощь в создании этой книги: Людмиле Кискиной, Алине Козловой, Софии Закревской, Анне Вялуниной, Разие Оганезовой, Алсу Тимерхановой, Валентине Пархоменко, Борису Задворочнову, Сергею Чмутову, Лизе Ли, Тимофею Потураеву, Татьяне Чепурной, Евгении Богдановой, Варваре Климовой и многим другим, кто не остался равнодушным к моему творчеству.

Также хочу выразить отдельную признательность Сабрине Бадаловой за прекрасно проделанную работу корректора и John Percival за отлично выполненную верстку.

От автора

Хочу выразить благодарность редактору Кристине Пак, которая за время совместной работы над этой книгой, успела стать мне другом. Доверить свое детище ей было верным решением. Ее профессионализм и творческая смекалка сделали это произведение таким, каким вы можете лицезреть его сейчас. Ей удалось направить в правильное русло поток эмоций, который я выплеснул на эти страницы, и превратить его в последовательное, логичное повествование.

ЧАСТЬ I Пробуждение

1

Темнота окутала пыльную комнату. Тусклый свет уличного фонаря едва проникал сквозь фиолетовые занавески. Снаружи раздавались тихие вздохи ветра. Неумолимая зима вновь вторглась в город, заиндевевшей коркой снега, покрыв стены старых кирпичных домов и брусчатку узких улиц.

Стрелки часов сделали последний оборот, застыв на полуночи. В эту секунду я лениво открыл глаза. Начался мой новый день.

Долгий сон… Есть ли в мире что-то лучше? Поток мыслей возник в голове:

«Погружаясь в царство Морфея, мы оказываемся в коконе иллюзий, где немыслимые видения обступают нас со всех сторон; мы плутаем в паутине фантазий где-то между миллиардами мозговых нейронов и импульсов; мы шагаем за границы действительности, и всё невозможное наяву становится реальным. Это воистину прекрасно. Может, поэтому я предпочитаю сон бодрствованию?»

Тело попыталось пошевелиться, но разум умолял остаться в постели. Я бы поддался этому искушению, если бы не сухость в горле. Раскачавшись, я опустил ноги на холодный пол и выдохнул: «Я всё еще жив и даже здоров».

В тиши ночной кухни я поймал себя на мысли, что отношусь к тому проценту людей, которые ведут странный образ жизни: спят днями напролет, а ночи проводят в привычном состоянии рефлексии. Но ведь именно подобные безмолвные часы в мерцающем свете луны – самое подходящее время для переосмысления своей жизни, будь ты на берегу моря или же в собственной квартирке.

Чайник закипал на плите. Глянув на конфорку, я захотел повернуть вентиль и через некоторое время прикурить… Я нечасто драматизирую, но порывы возникают время от времени. Каждый порой задумывается о том, чтобы разом закончить всё, но останавливается, предпочтя продолжение. Исключением, которое пришло мне на ум, был Хантер Томпсон. Как только он почувствовал, что его жизнью овладевает скука, схватился за револьвер и вышиб себе мозги, сидя за печатной машинкой. Как жил, так и умер. Изображение двух этапов его бытия красовались у меня на груди. На одном фрагменте Хантер печатал свои безумные книги, на другом – то, что я описал выше. Поверх татуировки размещалась надпись: «Live Gonzo, Die Gonzo». «Символично», – подумал я, прочитав это в который раз.

Грустные мысли растворились вместе с паром закипевшего чайника, оглушительный свист которого прорезал гнетущую тишину. Я утопил в кипятке несколько ложек кофейных гранул и принялся за работу. Нужно было дописать пару статей для электронного журнала.

Я – что-то вроде журналиста: пишу заказные статьи, чаще всего сам не знаю, о чем. Но в этом прелесть моей работы. Богатая фантазия позволяет придумывать реальность, в которую вы завтра поверите, будь то история о преступлении в вашем городе или тренд на одежду. Я тот, кто диктует, как жить, что покупать, надевать и рассказывать за обедом коллегам. Я сам не разбираюсь в том, о чем пишу, но если мне взбредет в голову, что сейчас в моде желтые свитера, утром следующего дня люди заполонят торговые центры в поисках такого.

Мы живем в веке информации, скорее даже дезинформации. Но в каждой крайности есть плюсы и минусы.

Взяв мобильник, я пролистал ленту новостей: малолетки пытаются обратить на себя внимание откровенными фото, мальчики выкладывают заезженные цитаты, выдавая их за великую мудрость. Всё как обычно. Я наблюдал за этим цирком, не совсем понимая зачем. Вероятно, мне казалось, что иметь принадлежность к социальным сетям – значит иметь принадлежность к обществу. Если хочешь доказать, что существуешь, проверь свои профили на просторах сети. Если их нет, то, возможно, и тебя нет.

Век живого общения подходил к концу, и вслед за ним начинался виртуальный мир. Хочешь поесть – нажми пару кнопок, и курьер уже стоит у твоей двери. Хочешь секса? Купи очки виртуальной реальности, и парочка моделей показывают свои прелести, пока ты входишь в искусственное лоно, которое вряд ли сможешь отличить от настоящего.

«Век безопасности», так они его называют. Меньше риска заразиться. Правда, если у тебя хватит ума заказать резину не на китайском сайте.

Так происходит подмена понятий: сначала мы придумываем прогресс для благих целей, затем пользуемся им для самоудовлетворения. У каждого третьего пользователя – черная дыра в душе размером с Марианскую впадину, и она поглощает всё, что находится рядом, дабы заполнить пустоту.

Век обделенности, век призрачной самореализации. Купи дорогой смартфон, чтобы сделать снимок, который заполучит миллионы отметок «мне нравится», или просто сдохни никем. Звучит ужасно. Но то, что большинство зовет «прогрессом», в действительности – деградация. На телефон поступило сообщение от мамы: «Отец в больнице. Приезжай, как только сможешь». Прочитав такое известие, я понял, что ночь сложится иначе, чем я рассчитывал.

***

Огни ночного города освещают заснеженные улицы. Спальный район утих, зато в центре забурлила жизнь. Рабочий класс – трудяги и семьянины – уже давно попрятались по домам и погрузились в дрему в объятиях своих жен, от которых перманентно веет зажаркой и подгузниками; в это время суток под лучи софитов выходят кутилы, дебоширы, артисты, творцы, страдающие депрессией и бессонницей, или такие несчастные, как я. И вот я еду в такси мимо зловонных баров и шумных клубов и рассуждаю, как мне описать свой город.

Муравейник, в котором мы – единый разум, живущий по уставам матки, пока она прячется где-то в глубине. В ее власти дать нам жизнь, а затем отнять. Питаясь нашей энергией, она становится сильнее. Подпуская смелых, она позволяет им купаться в роскоши, которая опьяняет, словно хорошая бутылка виски. Но только дай слабину, и тебя сотрут в пыль. Так всегда было и будет: тот, кто сможет удержаться от соблазнов, останется ни с чем, но сбережет себя; но горе тому, кто не устоит перед искушениями и, приобретя весь мир, утратит свою суть. Я же находился на стыке двух миров: в душе был богат на размышления и идеи, но беден на сдержанность по отношению к деньгам – лишь у меня появлялись финансы, я тут же тратил всё до копейки.

Шум и суета. То, что в начале мы почитаем за благородные мечты, по итогу оказывается примитивными потребностями. Человек давно уже не грезит о чем-то высоком – это слишком долгий путь. Всегда проще спуститься на землю, чем пытаться достигнуть поверхности луны.

– Закурю? – спросил я водителя.

Улыбнувшись, он указал на листок, приклеенный над моей головой.

Там оказался целый прайс-лист: от включения музыки на свой вкус, до услуг ближайшего «дома терпимости».

Я протянул пару сотен и подключил телефон к аудиосистеме.

Облокотившись на сиденье, я затянулся сигаретой. Салон заполнила знакомая мелодия – Carbon Based Lifeforms – «Photosynthesis».

What about the forests?
…Nope!
Marvelous tune.

Музыка, созданная кем-то бóльшим, чем человеком. В ней вся жизнь, обычный разум никогда бы не придумал что-то подобное, мне кажется, этого человека посетил сам Бог и подарил ему вдохновение, которое он передал в этих странных мелодиях, которые цепляют так сильно, что вот-вот и я сольюсь со всем, что меня окружает.

Я медленно вдыхал дым и думал, что же могло случиться с отцом. Он был сильным, здоровым человеком. По крайней мере, мне так всегда казалось. Последние несколько лет мы почти не общались, хотя, если быть честным, то последнюю жизнь. Наши взаимоотношения были так себе, а разговоры – всегда по делу. Когда я покинул отчий дом, я ограничил контакты с родителями, только приезжал на Рождество и на дни рождения. Отец спрашивал, кем я работаю, но сказать, что я зарабатываю письмом статей и рассказов, не хватало смелости. Я придумывал истории, как тружусь в строительной фирме, подготавливая сметы, или проектирую фасады зданий. Отец не понимал мою тягу к творчеству. По его мнению, мужчина должен заниматься «мужским» делом и работать руками. Но мне интереснее работать головой. По мне, больше труда и чести в том, чтобы сгенерировать теоретическую часть идеи, а уж реализовать ее на практике сможет любой смертный. К примеру, однажды я опубликовал статью о способах увеличить качество обработки фотографий и расписал свою идею. Через пару недель один человек воплотил ее в реальность. Тогда я понял простую истину – творцы вроде меня отправляют мыслеформу в информационное поле для того, чтобы «дельцы» взялись за нее и довели до конца.

Для снятия напряжения мне хватало тренажерного зала пару раз в неделю или секса с малознакомой особой, имя которой я забывал на следующий же день. Остальное казалось лишней суетой. Такое существование походит на обывательское, но это меня вполне устраивало. Я не рвался вперед своего длинного носа; мои действия были гармоничны. Медленно, но верно я создавал внутри себя мир, в котором будет комфортно жить. Ведь извне всё иначе – слишком мало возможностей стать тем, кто разрушит стереотипы привычного мышления и принесет что-то новое. Таких людей можно по пальцам сосчитать, и по итогу их всегда вытеснит кто-нибудь, чтобы опровергнуть новаторскую идею и вновь вернуть всё на круги своя. Вязкий слой этой грустной правды прилипает к нёбу, словно разжеванная жвачка, после которой не остается ничего, кроме горького послевкусия. Такова жизнь, таков я сам. Об этом много писали в книгах, показывали в закрытых кинозалах, но люди так и не выучили этот урок.

– Приехали, – произнес водитель, вернув меня в реальность.

Огромные стеклянные двери больницы распахнулись, и я вошел внутрь.