Бог не проходит мимо

Глава третья

Октябрь 2004 года. Трамвайная улица. Можно не обзаводиться будильником. В начале шестого утра тяжкий металлический грохот и стон сотрясает еще спящие кварталы. Редкие понурые прохожие появятся ближе к шести. Выползут первые собачники, покинувшие теплые постели ради своих четвероногих питомцев, которых необходимо вывести по естественной нужде. Редкие бегуны выбегут из подъездов, и замаячат редкие бомжи, обходящие с утренним дозором помойки своего участка. Лязг мусорной машины во дворе, затишье и опять глухой стук металлических колес по охающим от старости рельсам – начало нового дня обычной трамвайной московской улицы. Настя лежала в постели с закрытыми глазами, разбуженная стуком вагонов, прислушиваясь к происходящему за окном. Ее всегда будил первый трамвай, она не могла привыкнуть к этим звукам. Зато муж их не слышал. Он прожил в этой квартире всю свою жизнь, с того момента, как его принесли из роддома и положили вот на этот диван. Начинался мрачный осенний рассвет, шел дождь, шумел ветер, и голые ветки деревьев барабанили в окно. Уснуть Настя больше не смогла, надо было сделать одно дело и выяснить, да или нет. В квартире стояла тишина, она любила эту спящую тишину. Дети в детской, муж у себя в кабинете. Раньше это был кабинет ныне покойного дедушки-профессора. Уютная угловая комната, от пола до потолка заставленная книжными шкафами, старый письменный стол красного дерева с зеленой настольной лампой сороковых годов и низкая тахта конца семидесятых… Все как при дедушке. Муж добавил только иконы да аналой для чтения молитвенного правила, на котором всегда лежала его требная епитрахиль. В последнее время он часто стал ночевать в кабинете, ссылаясь, что у него служба и надо готовиться. Раньше он не уходил от жены перед службой, а теперь стал. Значит, ему так удобнее, но Насте это было немного обидно, совсем немного – так, что даже не стоило обращать на это внимание. Надо подняться и сделать это дело, а потом еще поспать. Настя нащупала тапочки, накинула халат и пошлепала в направлении туалета.

Две полоски – значит да. Так и есть, а что еще следовало ожидать от задержки в две недели… Это всегда потрясение, каждый раз она не может отнестись к этому спокойно, всякий раз оказываясь не готовой. А сколько раз она воспринимала это спокойно? Второй раз, третий, и вот теперь четвертый. За третий раз она поплатилась. Она не хотела этого ребенка, очень не хотела. Старшей было три, младшей всего восемь месяцев, и вновь беременность, казалось, это катастрофа. Дети в тот год без конца болели, то одно, то другое, сопли и простуда безостановочно. Лекарства, градусники и участковая врач, ставшая почти родной… Настя не могла смириться и воспринять все как волю Божию и испытание, она не хотела, роптала. Беременность очень быстро дала о себе знать с отрицательной стороны; вначале сильнейший ранний токсикоз с постоянной рвотой, затем поздний, с отеками и неизвестно откуда взявшимся давлением… Потом ее ребенка, которого она так не хотела, не стало, он погиб внутриутробно. Вначале Настя ничего страшного не заметила, ей вроде стало легче, потом насторожилась, что плод давно не шевелится. Потом ей стало очень плохо, так плохо, как не было еще никогда в жизни. Тогда Настя с сильнейшей интоксикацией попала в реанимацию и чуть сама не лишилась жизни. Это было адоподобное состояние, ей вызывали искусственные роды, и она знала, что рожает мертвого ребенка. Она металась в бреду и хотела скорее умереть, чтобы не знать и не чувствовать всего кошмара, который следовало пережить. Потом началась длительная депрессия и непреходящее чувство вины. Муж сказал, что она во всем виновата, потому что не хотела ребенка (это был мальчик, что только усугубляло гнев мужа). «Да, виновата, – думала Настя, – и поплатилась за это очень дорогой ценой». Но упрек мужа был для нее самым болезненным испытанием – ножом в сердце. Она искала у супруга поддержки, но не нашла ее, он только отгородился от Насти, оттолкнул ее в тот момент, когда она больше всего нуждалась в помощи. После этого муж стал чаще и чаще уходить спать в кабинет.

Настя вернулась на свой диван, забилась с головой под одеяло. В комнате было зябко, топить в доме еще не начали. Тяжкие мысли не покидали ее, она старалась не думать о двух полосках, которые, казалось, опять изменили ее жизнь. Настя дрожала, не столько от холода, сколько от потрясения. Может, у нее будет мальчик и она сможет на этот раз родить сына, пыталась думать она. Вскоре поднялся супруг, послышались шаги и шум воды в ванной. Хорошо, что ему не нужно готовить завтрак, поэтому можно не подниматься и к нему не выходить. Если выйти, придется сказать, а она пока сама хочет привыкнуть, что называется, переварить умом свое нынешнее состояние, осознать, наконец, что Бог подарил ей очередного ребенка, что его душа, бессмертная душа, уже там и что теперь его тело будет расти в ней все девять месяцев. О своей новости она скажет вечером, когда он вернется, и не на ходу, когда он спешит в храм на службу, а в спокойной обстановке.

Муж еще шуршал, шелестел чем-то, ходил из кабинета в коридор. Затем послышались знакомые щелчки открывающегося замка – он вышел и закрыл за собой дверь, вновь воцарилась тишина. Настя словно впала в полудрему, погрузившись в давно забытые воспоминания. Она вспоминала Алену, пропавшую несколько месяцев назад подругу. Алена вышла замуж и уехала с мужем куда-то под Нальчик. И все, с концами – ни весточки, ничего. Наверное, ей не до старых связей и привязанностей – у нее совершенно новая жизнь. Да и сама Настя, выйдя замуж, часто ли звонила своим старым подругам и приятельницам? Не до того, ей было всегда некогда, незамужним общаться с ней стало неинтересно. Настя всегда удивлялась, как сильно могут измениться люди за короткий срок. Старые связи, еще недавно казавшиеся крепкими и необходимыми, вдруг в одночасье теряют свою значимость. Первое время еще с кем-то созваниваешься, по старой памяти, по привычке, а потом это происходит все реже и реже, и уже непонятно, что тебя связывает с этим человеком, зачем он нужен и о чем с ним говорить. Постепенно общение само собой сходит на нет, связь теряется, телефоны и адреса меняются и так далее и тому подобное. Но с Аленой у Насти все было иначе, они были как сестры, еще в детстве поклявшись быть вместе (не придумав ничего лучше, подружки однажды расцарапали коленки и поставили на берестяном свитке печать кровью). Настя вспоминала теперь все это с улыбкой: какими наивными детьми они тогда были!