Бог не проходит мимо

Глава четвертая

Когда же это было? Да, в то лето в девяносто восьмом, на даче, Верке полгода было, – вспоминала Настя. Стояла терпкая июльская жара. Дождей не было недели три, а может, и целый месяц. Маленькая извилистая дачная речка, к которой Настя катала Верочку в коляске, сильно обмелела, повсюду обнажив желтые песчаные отмели. Пахли сосны и травы, жужжали разморенные шмели. Дачники сонно копошились у себя на участках, нет-нет побрякивали велосипеды, и изредка гавкали разленившиеся и разомлевшие псы. А всего в каких-то пятидесяти километрах от тихого дачного рая огромный московский мегаполис задыхался в сизом смоге и собственных миазмах, корчился в лучах нещадно палящего солнца, плавился на раскаленном асфальте. В тот день Алена приехала на своей новой машине без предупреждения. Да и как она могла бы предупредить, тогда мобильные телефоны были еще редкостью. Да и потом, они почти всегда встречались без предварительной договоренности. Настоящим друзьям это не нужно.

Настя только уложила сытую и крепко уснувшую Верочку и собиралась так же блаженно растянуться в тени яблонь в гамаке с книгой и чашкой травяного чая для кормящих матерей. Минуты отдыха от хлопот о ребенке теперь казались ей верхом удовольствия. Это так приятно: уложив дитя, прилечь самой отдохнуть, почитать, подремать. Побыть полностью предоставленной себе, отвлечься от круговерти с младенцем. Свекровь уехала в Москву, и этот факт усиливал наслаждение от предстоящего отдыха. Не надо выслушивать бесконечные нотации и рекомендации от сердобольной бабушки, которая никогда не спешила перейти от слов к делу и в чем-то помочь.

Привычную дачную негу нарушила остановившаяся у забора машина. Калитка распахнулась, и во двор буквально влетела Алена, как всегда, с неизменным учительским пучком на затылке, в длинной, но очень стильной юбке. Этот строгий стиль она выбрала еще на первом курсе института, образ этакой институтки девятнадцатого века, и не изменяла ему на протяжении нескольких лет, несмотря на всяческие потрясения в своей жизни.

Привет, подруга! Все спишь? Вы не ждали, а мы приперлись, – воскликнула как можно раскованнее Алена. Настя вскочила, она была страшно рада: Аленка, ты где пропадала так долго? Не звонила, не приезжала… Разве долго? А, ну, да, пожалуй, с самых крестин мы не виделись. Каюсь, каюсь, плохая из меня крестная. Работы много, меня в Москве почти не бывает. Кстати, в следующий раз с меня подарок, сегодня я и не думала к тебе приезжать. Просто случайно получилось, выдалось свободное время. Так что извини, что с пустыми руками. Я машину купила, «девятка», всего двух лет. Так что я теперь свободная женщина за рулем собственного авто, – произнесла Алена несколько ироничным тоном. Подруга подошла к коляске и деловито откинула кружевную накидку:

– Ну, вы и выросли, просто бомба, откормленная какая! Да и ты, мать, раздалась, раздобрела.

– А ты, наоборот, похудела. Но тебе идет, такая сразу стройная становишься. Давай скорее пить чай, у меня все готово. Вчера отец Сергий из Москвы кучу булок и печенья с кануна привез.

– Поповская жизнь, – задумчиво произнесла Алена, присаживаясь на садовую скамью. – Все булки да печенья, – жеманно, словно передразнивая кого-то, добавила она.

– Если не хочешь булки, есть свежая клубника собственного производства, смущенно улыбаясь, произнесла Настя, которая всегда терялась от проявлений любой, даже мало-мальской агрессии.

– Давай свои булки, и клубнику тоже, – уже как-то совсем развязно и явно переигрывая, сказала Алена. Минут через двадцать в тени старой беседки они пили чай с травами. Старый электрический самовар уютно посапывал рядом на веранде.

– Как твоя работа? – спросила Настя, чувствуя в Алене некоторую напряженность и нервозность.

Они слишком хорошо знали друг друга и многое понимали без слов. Настя сразу поняла, что Алена не просто так приехала. Подруги давно уже не встречались без повода, как раньше. В последнее время Алена приезжала к Насте, чтобы выговориться. Ее приходилось слушать, иначе было нельзя. После того как Настя вышла замуж, а Алену оставил жених, они не могли общаться, как в старые добрые времена их дружбы. Алена стала нервной и жесткой, критично смотрела на все, что ее окружало. Ее раздражали люди, в них она видела теперь лишь отрицательные стороны, даже внешне подмечая только плохое. Не лицо ей виделось, а бородавка на носу или гнилой зуб, в глаза бросались неопрятные ногти, заштопанные носки, изношенные ботинки, старомодные брюки… Казалось, все хорошее, светлое и доброе для нее осталось в прошлом, Алена озлобилась, словно весь мир был виноват в ее беде. Она винила кого угодно, только не себя, видела грязь и изъяны повсюду, исключая себя.

Девичьи мечты сменились простой будничной реальностью. А раньше, в двадцать лет, все было в розовом цвете, кружевах, цветах и бантиках. Мечты о принцах, непременно православных, романтической любви, медовом месяце, поцелуях, шуме прибоя и лунной дорожке. Множество детей и радость от каждой беременности, дружба семьями, церковные праздники, посты и море простого женского счастья…

– С работой все отлично. Пока ты здесь на даче киснешь, я уже почти весь мир посмотрела, просто класс. Очень много интересного узнала, очень многое почерпнула для собственного развития. Я все думаю, как хорошо, что я тогда избежала участи поповской жены. Или, прости, матушки. Я забыла, что ты у нас матушка, – язвительно и зло добавила Алена.

В этот момент она старалась сделать больно Насте, пусть бессознательно, но ей очень хотелось как можно сильнее задеть подругу. Это не значило, что она перестала любить Настю или держала на нее зло, нет, просто ей хотелось, чтобы другие тоже пережили и перечувствовали то, что испытала она. Ей казалось, что Настя так и осталась жить в придуманном мире розовых очков и сладких соплей, а вот она, Алена, жизнь настоящую узнала, посмотрела ей в лицо, столкнулась с ее так называемой справедливостью.

Настя поморщилась, но промолчала. Как там, в мультике, – стрижка только началась, сейчас подругу понесет.

– Подлить тебе еще чаю? Я пока на даче живу, очень люблю заваривать с мятой и смородиновым листом, – только и спросила она.

Алена Настю не слышала, ее действительно понесло.

– Представляешь, кого я встретила на прошлой неделе? Своего бывшего женишка Андрюшу в сане протоиерея и его беременную благоверную супругу. Я ведь ее еще ни разу не видела. Нет, тогда в церкви на их венчании не считается, там я ее даже и не запомнила, просто белая тень в фате. А сейчас представь; живот огромный, ноги отекшие, глазки заплыли, как у поросенка. Нет, я просто кайф словила, глядючи на нее.

– Послушай, Лен, зачем так злобиться? Если разобраться, то Андрей и не был твоим женихом. Вы дружили три года, он тебе двадцать пять раз предложение делал, а ты колебалась: ни да, ни нет. А потом вообще уехала на полгода. Ты же не дала тогда ему конкретного ответа. Какой же он жених?

– Насть, ну что ты говоришь, – уже с явным раздражением произнесла Алена. – Был он женихом, а потом предал. Ты знаешь, что такое предательство любимого человека? Не знаешь, а я знаю. Меня предали, растоптали, вытерли об меня ноги. Андрей променял меня на эту жирную курицу из регентской школы. А все почему? Потому что ему рукополагаться срочно надо было. Ему жена для прихода нужна была, ему его владыченька место держал, теплое и сладкое, должность ректора или кого еще там, инспектора в своей семинарии. Ему карьера нужна была. Он меня дождаться не мог. Недаром архиерейских иподьяконов сволочами называют. Он ведь сколько у своего владыки иподьяконом был? Там ведь как у карьеристов: набедренник прямо на рукоположении, камилавка через три месяца, золотой крест – через шесть, а дальше, глядишь, потихоньку и в настоятели – почетные протопресвитеры кафедрального собора.

Алена вскочила, оживленно жестикулируя и размахивая руками:

– Машина – иномарочка, домик с евроремонтом. Он этого хотел и искал. Он меня две недели не дождался! А где его хваленая любовь? Где она? Ему его архиерей дороже был, ему он, понимаете, рукополагаться велел, а Андрюша противиться не смел. Конечно, как там у них: «Послушание выше поста и молитвы и выше любви и выше обещаний»?

– Ну и что ты тогда так кипятишься? Давно бы уже плюнула. Сама говоришь, что он карьерист и жениться только для рукоположения собирался. Зачем в таком случае тебе такой муж? Да и потом, архиерей был и духовником его, почти отцом, насколько я знаю. Он ведь с тринадцати лет при нем был, Андрею сложно было его не послушать. Вот и оказался он как между двух огней, – как можно спокойнее ответила Настя.

Алена села на стул и преувеличенно внимательно стала наблюдать за тем, как в ее руку впился комар, быстро наливавшийся кровью. Девушка с силой прихлопнула его и стала разглядывать безобразное месиво, оставшееся от насекомого.

Воцарилось тягостное молчание.

– Ты его все оправдываешь, а меня понять не можешь или не хочешь. Вот что он сделал со мной! – воскликнула Алена, показывая на раздавленного комара. – Вот кем я была после его предательства! Я чуть с собой не покончила, я была растоптана! Вы с Серегой тоже не в семинарии поженились, он тебя ждал, насколько я помню, у вас свадьба была через полгода после выпуска. А Андрей ждать не стал, он торопился, к владыке своему торопился, чуть с ног не сбился.

– Мы с Сергеем никуда не торопились, у нас не было подобных обстоятельств. Да и элементарно у нас денег не было, а мне хотелось платье подвенечное. Понимаешь, просто мне хотелось платье, шелковое платье с вышивкой, на которое не было денег, а Сергей хотел торжественный банкет, друзей, поэтому мы и не торопились. Ты же сама все прекрасно знаешь. Лен, расскажи лучше про свою работу, чем ты занимаешься, куда ездила?

Насте не столько хотелось услышать про Аленину работу, сколько отвлечь ее. Но Алена ничего не слышала. Она нервно ломала пальцами печенье.

– Ален, а ты помнишь, как в детстве мы такое печенье крошили в молоко, оно там разбухало и мы ели это ложками. Как это называлось, я забыла?

– Тюря это называлось, ты еще гоголь-моголь вспомни, – раздраженно ответила Алена. – Судьба надо мной издевается, – добавила она, доламывая печенье. – Тогда я попала на его венчание, теперь я встретилась с ним и его с женой, да еще на сносях. В кои-то веки приехала в Лавру и там его встретила. Представляешь, он сделал вид, что не узнал меня. Мерзавец. А я его сразу узнала, я его в любом виде узнаю. Он так изменился. Из тощего семинариста превратился в такого солидного холеного попа. Мне хотелось вцепиться в его аккуратную бороденку, в его зализанные волосенки. И его курице тоже прическу примять.

– Лен, ну, хватит уже, зачем ты себя терзаешь столько времени? Ты по всему миру ездишь, у тебя работа интересная, а так была бы на ее месте, ты же сама говоришь, что не хочешь быть на ее месте.

– Не хочу, но дело не в этом, а в предательстве, я предателей не прощаю! У тебя выпить есть?

– Есть, если останешься у меня ночевать, ты же теперь за рулем. Ален, а скажи откровенно, ты не считаешь, что предательство было и с твоей стороны?

Настя знала, что Алену обидит этот ее вопрос. Знала, но не задать его не могла.

– Спасибо, подруга, я, пожалуй, поеду. Хорошо тут у тебя, но мне пора. Накормила, напоила, утешила. Счастливо оставаться, малышку поцелуй за меня. С моей стороны предательства не было, если хочешь знать, – произнесла Алена, резко вставая.

Настя хотела остановить подругу, попытаться поговорить откровенно, но в коляске проснулась Верка и настойчиво потребовала к себе внимания. Не успела Настя опомниться, как Алена уехала. Ну, кто тянул ее за язык, вот так всегда.

«Свободная женщина на личном авто», – подумала Настя, глядя вслед уезжающей подруге, и покатила в дом коляску.