Бог не проходит мимо

Глава седьмая

Алена очнулась от сильнейшей головной боли: казалось, что череп вот-вот лопнет, как переспелый арбуз. Пожалуй, такой боли она не испытывала еще никогда в жизни. Алена попыталась открыть глаза, но одно веко совсем распухло и не поднималось. Вокруг стояла кромешная тьма, девушке даже показалось, что она ослепла. Руслан так сильно бил ее по голове, что она думала, что он ее убьет. Сейчас она лежала на холодном полу и почувствовала, что замерзает.

Алена села, застонав от невыносимой боли. Противная тошнота подкатила к горлу, во рту стало горько. «Лучше бы я умерла», – подумала Алена, обхватив голову руками, и тут же ее пронзила мысль о ребенке. «А вдруг?» Она похолодела от ужаса. Белье было сухим, значит, ничего не произошло. «Слава Богу! Глаз заживет, голова тоже. А что же дальше?». Эта мысль показалась самой Алене ужасной. «Что дальше? Пока ребенок жив, Руслан меня не убьет. Я не хочу умирать в этой вонючей норе!» Дальше мозг соображать отказывался. Алена вновь попыталась лечь, так было легче, по крайней мере меньше тошнило, адская боль меньше била по вискам. «Будь что будет, он теперь все равно должен меня убить, я сорвала ему операцию, которую он давно и тщательно готовил. Бомбу, которая не сработала, они уничтожают в обязательном порядке, но почему, почему это случилось именно со мной? Я так любила его». Сейчас она уже не понимала, как могла спокойно пойти на такое – жить в лагере смертниц и готовиться стать одной из них… Алена вновь застонала от боли. У нее не осталось ни физических, ни душевных сил, она провалилась в тяжелое забытье.

Сколько с тех пор прошло времени, Алена не знала. Сначала сквозь щель под потолком сочился мутный серый свет, потом и он исчез. Девушка по-прежнему лежала на полу сырого подвала. Когда она очнулась в следующий раз, в горле пылал пожар. Губы пересохли от жажды, язык был как наждачная бумага. «Прильпе язык гортани моей», – пронеслось в воспаленном мозгу. «Откуда это? Из Псалтири». Голова снова наполнилась свинцом. Обрывки неясных мыслей носились вокруг, кажется, начинался бред. Мутный свет опять появился, значит, прошло уже больше суток, но какое теперь это имеет значение. Руки и ноги давно окоченели и потеряли чувствительность. Холод пробирал до самых костей. Алене почудилась метель, вначале неясно, ей казалось, что она проваливается в сон или полузабытье. Все кружится вокруг, она слышит звуки ветра, все гудит. И холод, холод…

– Метель, снег, – думала Алена, превозмогая головную боль. – Почему метель? – девушка мучительно пыталась что-то вспомнить. Это была ее последняя встреча с Андреем.

Январь 1996 года. Метель началась еще с ночи. Все кружилось и летело в бешеном вихре в безумном танце снегопада. Дороги в Москве занесло, движение почти встало. Машины буксовали и еле-еле продвигались по заваленным рыжими сугробами улицам. В Москве на дорогах снег всегда становится рыжим, а затем уже черным. Автобусы на Сергиев Посад отменили. Алене пришлось сесть в электричку, которая ползла с черепашьей скоростью и останавливалась у каждого столба. За замерзшим стеклом была непроглядная белая мгла. Казалось, она никогда не доберется до места, но ей очень надо было доехать и увидеть Андрея. В детстве Алена любила такую погоду – за некую романтику и возможность в одиночестве побродить по заснеженным улицам. Теперь, глядя в заиндевелое окно пригородного поезда, она ненавидела этот снег, эти занесенные леса и поселки. В вагоне почти не топилось, ноги замерзли и почти ничего не чувствовали. Ей нужно было как можно скорее попасть к нему, а снег и метель как будто не пускали ее, замели дороги, заставив мерзнуть в холодном, еле ползущем поезде. Сергиев Посад словно погрузился с головой в снежное кружащееся марево. Ноги вязли и скользили, прохожие кутались в пальто и шубы и медленно пробирались сквозь сугробы. Ветер не давал дышать, норовил залезть под одежду и пройтись где-нибудь между лопаток.

Алена едва добрела до семинарской проходной. Вошла в теплое сырое помещение, стряхнув с себя почти целый сугроб, тревожно огляделась. Здесь было тихо, пахло чем-то школьным. Сидящий на вахте прыщавый, немного взлохмаченный паренек в засаленном кителе был погружен в изучение какого-то непомерно толстого фолианта с библиотечными цифрами на затертой обложке. Он был так увлечен чтением, что не сразу понял, что от него требуется.

– А, да, сейчас вызовем, какой класс, четвертый, фамилию повторите?

Алена сползла по ступенькам в комнату ожидания, перевела дыхание, еще раз стряхнула с себя уже подтаявший снег и уселась в одно из скрипучих кресел с красной драповой обивкой. Минуты тянулись медленно, время словно специально замедлилось, чтобы усилить ее, Аленино, волнение. Очень хотелось горячего крепкого чая, непременно с лимоном.

Наконец в дверном проеме появился он, запыхавшийся от быстрого бега. Он был очень красив. Всегда, глядя на него, Алена думала, что в такого красивого парня должны были влюбляться все подряд. Ей иногда даже было не по себе, что Андрей любит именно ее. Пожалуй, у такого, как он, невеста должна была быть сказочной красоты.

– Аленка, как я рад! – бросился ей навстречу Андрей, – подожди, я только куртку возьму и пройдемся, погуляем. Там метель, кажется, я еще не выходил, я так люблю метель…

– Не надо на улицу, я ужасно замерзла, и там страшный ветер и холод, – оборвала Алена его тираду.

– Ну, тогда идем в столовую пить чай и согреваться, там еще все осталось!

В семинарской трапезной только что закончился обед. Пахло постными щами, кислой капустой и гречневой кашей. Несколько припозднившихся семинаристов доедали свой обед. Девушки в белых халатах собирали грязную посуду в специальные тележки на колесах.

Андрей выбрал стол почище, усадил за него Алену и умчался за чаем. Алена брезгливо оглядела липкую клеенку в розовый цветочек, обильно посыпанную хлебными крошками. Через несколько минут вернулся разрумянившийся Андрей и водрузил на стол два граненых стакана и большой алюминиевый чайник.

– Это все нам? – глядя на пузатый чайник, попыталась пошутить Алена. Улыбка получилась кривой.

– И только нам двоим, а к чаю сахар, – весело ответил Андрей, пододвигая тарелку с насыпанным в ней сахарным песком.

Они молча пили противный теплый чай, по вкусу похожий на заваренный веник. Андрей преданно смотрел на Алену. Он всегда смотрел на нее так, преданно и нежно. Три года он одаривал ее какой-то детской нежностью, словно ребенок, который хочет приласкаться к своей строгой и скупой на чувства матери. Этот взгляд, немного застенчивый и смущенный, всегда будоражил Алену, она знала, что этот чистый юноша никогда и ни с кем не целовался. Ей нравилась эта чистота и такая естественная для него целомудренность, легкий румянец смущения на нежных щеках и преданный взгляд. И о его верности ей нравилось думать. Но она так ни разу и не позволила ему себя поцеловать, хотя знала, как сильно он этого хочет. Ее забавляло, как неловко он пытался это сделать, когда они гуляли по бесконечным кривым улочкам Посада, как пытался обнять ее за плечи и приблизить к себе. Сейчас его взгляд раздражал Алену, она не знала, с чего начать разговор, потому что не знала, чем все может закончиться.

– Андрей, я уезжаю, – запинаясь, произнесла Алена, – уезжаю в Англию. – Боясь увидеть его реакцию, она опустила глаза и нервно теребила пальцами край клеенки.

– Так это здорово, Англия такая замечательная страна, там много всего…

– Андрюш, ты не понял, – резко перебила Алена, – я уезжаю не на экскурсию, я еду на языковую стажировку на шесть месяцев. Мне предложили очень хорошую работу в турфирме, но там нужен свободный английский, а моей школьно-институтской подготовки для этого решительно не хватает. Наконец она решилась взглянуть на Андрея.

Он резко изменился в лице, преданность во взгляде сменилась тревогой на грани с отчаянием. Его губы мелко задрожали, он схватился за воротник кителя, стал нервно его поправлять, затем расстегнул верхнюю пуговицу, словно ему было душно. Алене показалось, что ему вот-вот станет плохо или он расплачется, как ребенок. Андрей действительно готов был расплакаться, но быстро взял себя в руки.

– Но меня ждет владыка, он хочет, чтобы рукоположение состоялось не позднее мая.

– Андрей, ты так говоришь, как будто я давно дала тебе согласие, но между нами пока еще ничего не решено, а ты уже говоришь о рукоположении.

– Значит, ты мне отказываешь?! – полуутвердительно произнес Андрей.

– Нет и нет, я просто еще не дала тебе ответ, это очень серьезный шаг на всю жизнь, и ты сам это прекрасно понимаешь. Разве можно торопиться из-за рукоположения, принимая подобное решение?!

– О какой спешке ты говоришь, мы встречаемся уже три года, и ты никак не можешь решить. Мы же не три месяца с тобой знакомы, а три, подчеркиваю, три года, – уже твердо возразил Андрей. – Ты вообще любишь меня?

Алене показалось, что Андрей заговорил слишком громко, так что проходившая мимо девушка с посудой обернулась и с удивлением посмотрела на них. Алена подождала, пока девушка удалится на приличное расстояние, и быстро заговорила шепотом:

– Я люблю тебя, Андрюшечка, но подожди еще, я приеду и дам тебе окончательный ответ, я приеду и скажу точно, точно скажу, согласна я или… Она не смогла произнести «нет», ее голос дрогнул. Теперь Алена сама чуть не заплакала, она быстро смахнула навернувшуюся слезу и отвернулась к окну, словно смотрела на кружащий там снег.

– Если ты меня любишь, что мешает дать ответ тебе сейчас? Ты приедешь, и мы сразу же поженимся? – с каким-то отчаянием в голосе спросил Андрей.

Андрей был настроен уже очень решительно, он словно собрал все силы и ринулся в бой. Таким категоричным Алена его еще не видела. Безмятежный и преданный взгляд куда-то испарился. В глазах его был металлический блеск. Перед ней сидел уже не мягкий юноша Андрюша, ищущий ласки и нежности, а мужчина, собравшийся на войну. Алена заметила, что в этот момент он был особенно красив.

– Я приеду и сразу дам тебе ответ, и, если я буду согласна, тогда мы сразу же поженимся и ты успеешь на рукоположение.

– А если нет, тогда как?

– Потом, Андрей, потом, такие вещи на ходу не решаются. Пока, я приеду, и мы все решим. Андрюш, ты меня не провожай, я побежала, а то электричка, не успею. Она встала и взяла его за руку. Ладонь у Андрея была холодная, как у покойника. Как во сне, они дошли до раздевалки, а потом и до выхода, и Алена исчезла в белой крутящейся пелене.

Что произошло через пять минут, Алена не знала. Андрей долго смотрел туда, где в бешеном ритме кружились миллионы снежинок, он стоял на крыльце и не чувствовал холода, снег залеплял его глаза и засыпал волосы, а главное, он скрывал его слезы – Алена ушла.

Потом Андрей мчался по коридору, ничего не видя перед собой, и внезапно налетел на кого-то. Посыпались белые листки, закружились, как только что кружились перед глазами бешеные снежинки, – он бросился их подбирать.

– Простите, я не заметила, ничего, ничего, я сама все подниму, – шептало некое существо, спешно собирая листы.