Современная русская литература — цитаты из книг

-Шутите? — вскинулся я, но на его лице не было и следа веселья. — Ведь это все, что у вас от любимой женщины осталось? А как же память —Ник, — улыбнулся он, глядя куда-то в точку поверх моей головы. -Память — она ведь здесь, в сердце. Пожив не один десяток лет, пони-маешь, что вещи — прах. Повседневность — вот из чего…

«Не думай! Забей на все! Вот что помогает решиться на последний шаг. Ты просто отталкиваешься и прыгаешь, не думая о том, что произойдет дальше, не беспокоясь о по-следствиях». И, находясь там, на поле среди желтеющей травы, я просто «прыгнул».

Арти, — всхлипываю я. Что? Почему ты всегда рядом? Он пожимает плечами: - Потому что одиночество — сука коварная, и я терпеть ее не могу, а у нас и так никого нет. А еще, может, я втайне надеюсь на взаимность.

Здесь клумбы, значит, земля должна быть мягче. — Ник протягивает руку, забирая одну из лопат. — Я начну отсюда. Главное, чтоб, докопавшись до истины, не захотелось закопать ее обратно, перепрыгивает через декоративный заборчик Арт. Главное, чтоб после этого никому не захотелось закопать нас, - бубню я, поеживаясь.…

"<...> Сейчас, сидя рядом с ним, Жене было комфортно и совсем не хотелось сбежать. Напротив, хотелось наконец во всем разобраться и позволить себе чувствовать. Жить с открытым сердцем, даже если его будут ранить. Не бояться. Пробовать и ошибаться. Учиться."

"<...> Удивительно, как простые вещи вроде старого мультика или давно забытого запаха, для кого-то совсем ничего не значащие, словно машина времени, были способны за одно мгновение перенести человека в прошлое. <...>"

Африкановна выросла и прожила по-советски гордым человеком. То есть гордящимся перед теми, кто от неё зависит, и смиренная с теми, от кого зависела сама.

в бутерброде человеческом при всяком нажиме по краям выдавливаются дураки. А сверху ещё и мерзавцы наипервейшие! Вот тебе, кстати, на будущее лакмусовая бумажка: если в каком деле наверх пробивается что есть талантливого и деятельного, значит, с главным порядок. А если сверху серость карьерная, значит, и в начинке гниль.

– Я недавно прочитала статью о людях, которые любят причинять себе боль. Режут, истязают до глубоких рубцов. Дескать, они так наказывают себя за что-то. Но это неправда. Автору, который писал статью, надо было получше подумать. Ничего они не наказывают. Просто боль затмевает собой все остальное. Ничто больше так не…

"Тигран отогнул край кружевной накидки, с минуту вглядывался в крохотное сморщенное личико, перевёл изумлённые глаза на мать и беспомощно прошептал: "Странно, ничего не чувствую". - А и не надо! - махнул рукой дед, подставляя плечо невестке и помогая ей войти в дом. - Я тоже ничего не ощутил, когда увидел твоего отца.…

- Другие уедут летом. Почему ты не подождешь их? - Здесь плохо пахнет, - сказал Седой. - Чем дальше, тем хуже. Ты понимаешь, о чем я говорю, - у тебя есть нюх. Сейчас плохо, но в самом конце будет хуже. Я знаю, я уже видел такое. Я помню прошлый выпуск, тот, что был до нашего. Поэтому хочу уйти раньше. - Ты убегаешь? От…

Думал: случись такое, не дай бог, тьфу-тьфу-тьфу, так лучше двустволочку в бороду упереть и жахнуть дуплетом, чтобы сразу, единомоментно. Вздрагивал. Крестился даже, хоть и не умел никогда - стороны путал.

А чудеса их только пугали, они были им совсем не нужны. Кроме тех, что показывали по Ящику. Ящик был их богом, хотя они не склоняли перед ним голов и не шептали молитв, а просто смотрели сквозь прозрачные стекла очков, но результат был одинаков, что тут, что там, с той небольшой разницей, что там я был все-таки зачем-то…

Странно было копаться в чужих вещах, за которыми никто не придёт. Какое беззащитное чувство: вот она, вся жизнь человека, трогай не хочу, запускай пальцы, переворачивай, перетряхивай, забирай себе или выкидывай - никто и слова не скажет.

Ты смотри, для нетренированной психики телевизионная доза рекламы может оказаться смертельной.

Он ругался, как матрос, когда его не слышали возлюбленные сыны и дщери. Стоило уйти последнему, лицемерная святость летела в мусорное ведро, и чудовищный старикашка садился поглощать свой обед из трех рыбных блюд. Венок набекрень и тонкие рыбьи кости, извлекаемые из чавкающего отверстия. Он никогда не пользовался…