Кангийем не отрицал... «Страсти Мишеля Фуко»

Кангийем не отрицал исторической продуктивности гипотезы Фуко: доказательства и документальные подтверждения в рукописи убедили его, что развитие научного понятия безумия неотделимо от истории «общественной морали». Но также очевидно, что его смутила та роль, которую Фуко отвел в своем исследовании науке и современной медицине: «Господин Фуко, – замечает он, – не может игнорировать того, что безумие всегда было объектом медицинского интереса».
Взгляды Фуко на медицинские и биологические аспекты безумия как душевного заболевания в «Истории безумия» действительно являются на удивление неопределенными. Как почувствовал Кангийем, работа Фуко действительно написана совсем не о душевном заболевании, а скорее о философском значении, придаваемом жизни, высказываниям и произведениям художников и мыслителей, которых по традиции считают «безумными».
В статье 1964 года, впоследствии повторно опубликованной в качестве приложения к французскому изданию книги в 1972 году, Фуко постарался прояснить данный вопрос. Он четко разграничивает «психическое заболевание» и «безумие», называя их «двумя различными конфигурациями, которые сомкнулись и спутались в ХVII веке». Он признает, что психическое заболевание, «несомненно, перейдет во все лучше и лучше контролируемое техническое пространство»; в современных клиниках, таких как больница Святой Анны, «фармакология уже преобразовала палаты для буйных в покойные аквариумы». Тем не менее, философская проблема безумия – и неразумия – сохранится: современная медицина, возможно, избавит сумасшествие от пугающей крайности, но безумие, «этот лирический ореол заболевания», уже вступило, благодаря сюрреалистам и их попутчикам от Реймона Русселя до Антонена Арто, в новые отношения с литературой, «далекие от патологии».

Джеймс Миллер. Страсти Мишеля Фуко, гл. 4