Анализ «паноптизма» –... «Страсти Мишеля Фуко»

Анализ «паноптизма» – центральный момент книги «Надзирать и наказывать». Сам неологизм, обозначающий современную «физику власти», которая пришла на смену грубой «мнемотехнике» пытки, был вдохновлен Иеремией Бентамом и его книгой «Паноптикон». В этой работе, впервые опубликованной в 1791 году, английский юрист и реформатор предлагал проект кольцеобразного здания тюрьмы, в котором за заключенными можно было бы наблюдать непрерывно – отсюда название книги, произведенное от греческого panoptes, то есть «все-видение».
Большинство людей сегодня, если они вообще знают о Бентаме, знают его только как отца-основателя «утилитаризма». Переформулировав этику в терминах замысловатого исчисления, задуманного, чтобы максимально увеличить удовольствие и свести к минимуму боль, Бентам надеялся обеспечить «наибольшее счастье для наибольшего числа людей» – цель, которая, можно утверждать без опасности впасть в преувеличение, определяет современное государство благосостояния.
Однако Бентам, несмотря на восхищение своих последователей, таких как Джеймс Милль, в течение многих лет практически не был оценен как ученый-правовед и политический философ. Напротив, большая часть английской публики долгое время видела в нем только чудака, филантропического фанатика одной идеи – Паноптикона. Бентам был убежден, что эта «простая архитектурная идея» могла бы решить одну из самых насущных проблем общественной мысли Просвещения. Благодаря применению принципа непрерывного «инспектирования» в самых разных учреждениях, от тюрем и больниц до фабрик и школ, можно установить гармоничное соотношение (личного) интереса и (социального) долга, развивая так безболезненно, как только можно, чувство сознательности. «Основное преимущество Паноптикона», как утверждает Бентам, «настолько очевидно, что существует опасность сделать его менее ясным, желая его доказать. Непрерывное пребывание под взглядом инспектора означает на самом деле потерю способности творить зло и почти полную утрату желания этого».
За несколько десятилетий Бентам истратил большую часть своего времени и состояния на воплощение в жизнь Паноптикона. В 1791 году, надеясь, что революционный режим рассмотрит его радикальный план без предубеждений, он даже предложил свои услуги Национальному собранию Франции. Безрезультатно. За его усилия французы вознаградили его почетным гражданством. Однако в Англии, вероятно, самым ощутимым влияние его схемы оказалось в языке: благодаря осмеянию публикой изобретенной панацеи слово «паноптикон» в XIX веке вошло в употребление не только в значении «места, где все доступно наблюдению», но и в значении «помещения для демонстрации новинок». <…>
Паноптикон Бентама был, несомненно, изящен – и столь же несомненно зловещ. «Принцип его нам известен, – пишет Фуко, создавая его образ в нашем воображении с въедливой дотошностью. – По периметру – здание в форме кольца. В центре – башня. В башне – широкие окна, выходящие на внутреннюю сторону кольца. Кольцеобразное здание разделено на камеры, каждая из них по длине на всю толщину здания. В камере два окна: одно выходит внутрь (против соответствующего окна башни), а другое – наружу (таким образом, вся камера насквозь просматривается). Стало быть, достаточно поместить в центральную башню одного надзирателя, а в каждую камеру посадить по одному умалишенному, больному, осужденному, рабочему или школьнику. Благодаря эффекту контржурного света из башни, стоящей прямо против света, можно наблюдать четко вырисовывающиеся фигурки пленников в камерах периферийного «кольцевого» здания. Сколько камер-клеток, столько и театриков одного актера, причем каждый актер одинок, абсолютно индивидуализирован и постоянно видим»*.
Сам Бентам допускал, что его «прекрасно продуманное изобретение» могло ошибочно показаться средством самозащиты, заменяющим «либеральный дух и энергию свободного гражданина» «механической дисциплиной солдата», порождая «машины под видом людей». Но великий реформатор был убежден, что его «новый путь к обретению власти разума над разумом» был непревзойденным средством обеспечения наибольшего счастья для наибольшего числа людей. «Назовите их солдатами, – писал Бентам, – назовите их машинами; меня это не заботит, если они будут счастливы».
И действительно, мыслитель-утилитарист придумал идеальный способ создать, а затем подчинить надзору такой мир, которого больше всего боялся Ницше: мир по образцу «ужасающего часового механизма, состоящего из все более мелких, все более искусно «прилаженных» механизмов», в котором существует «все возрастающий избыток всех элементов властвования и господства», в котором индивиды представляют собой «минимальные силы, минимальные ценности». Эти индивиды, лишенные зрелища наказания и уставшие от внутренней войны, жаждали мира спокойствия, стремились положить конец хаосу и страданию. Человек, которому больше нечего бояться, «уже не может презирать самого себя», он более не способен даже находить наслаждение в боли**.

* Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы. – М., 1999. С. 292–293.
** Ницше Фр. Воля к власти, пар. 866.

Паноптикон. Чертёж Иеремии Бентама 1791 года.

Джеймс Миллер. Страсти Мишеля Фуко, гл. 7