5

Первая часть книжки - это история кукольного театра Японии плюс значительные сведения по японской эстетике. Радует справочный аппарат: отдельно персоналии, отдельно словарь терминов, отдельно анналы, отдельно перечень пьес. Без этих приложений мне пришлось бы весьма нелегко - чуждое, абсолютно чуждое восприятие. Только для нас, чужеземных варваров, задача художника - выразить себя. Японец в искусстве стремится к исчезновению собственного "Я", имеет задачу не сотворить, а выявить. Поэтому-то на Западе театр кукол - периферия, а в Стране Восходящего солнца - основа. Верх мастерства - когда, двигая куклу, мастер не шевелится сам.
Какие там куклы! Какие лица! У "простодушного" обязательно дедморозовские щёчки, нос картошкой и глазища по полтиннику. У нрасавицы овал сердечком и тонюсенькие, выведенные бровки. У доблестного самурая такая страшная рожа, что он кажется живым и очень сердитым. Кукловоды и драматурги - в тени своих ярких актёров. Но вот история соперничества двух великих - Тикамацу и Кайана. Оба они считались лучшими из тех, кто писал для кукольного театра. Тикамацу умер, и тут бы Кайану и остаться "единственным великим". А он ушёл в монахи: скучно без соперника.

Так к чему я веду: пьесы Тикамацу и составляют вторую часть сборника. "Самоубийство влюблённых в Сонэдзаки" мы даже смотрели во вполне европейском театре, ни сном, ни духом не подозревая, что пьеса - для деревянных актёров. Пролог километровой длины и невозмутимейшей безмятежности - про паломничество хорошенькой девицы к святыням. Действие: парень с девушкой договорились о двойном суициде (её выдают за другого). Парень всё подготовил, нож наточил, приходит за возлюбленной, а тут припёрся жених и ругается: мол, про вашу дочку сплетничают, а я за свои деньги могу и девственницу подыскать. И вот за час до того, как наложить на себя руки, бедная невеста вынуждена очаровывать болвана жениха, успокаивать стариков родителей... Засим последнее путешествие и счастливый финал - парочка лежит бездыханная, зрители рукоплещут.
"Барабан волн Хорикава" не такой лаконичный и оттого выглядит попроще, но лишь на первый взгляд. Фабула очаровательна: супруга самурая любит выпить и пьяненькая согрешила с барабанщиком клана. Женские образы "Барабана", право, впечатляют: что выпивоха эта, что растерянная сестрёнка О-Фудзи, что дура-служанка, которая, рассчитывая выгородить хозяйку, фактически губит её. Особенно же ошеломляет удалая Юра, свояченица самурая; она является на сцене, толкая бравого воина в спину алебардой: "Ну, все уже почесали языки на наш счёт, когда ж ты, наконец, прикончишь эту стерву-курву?!" Великолепен и самурай, когда, зарубив-таки жену, обращается к семье: "Если вы так много думаете о матери, сестре, невестке, то почему вы её раньше не просили надеть буддийское платье, стать послушницей и тем спасти себе жизнь?" Немая сцена. Зрители рукоплещут. Нет, никогда мы японцев не поймём, Восток - дело тонкое.
Главным потрясением для меня стал "Очиток" - блестящая драма с тонкими, насыщенными диалогами. Место действия - монастырь секты Сингэн, куда бабам вход запретен, и монахи предаются однополой любви. Этому занятию, оказывается, покровительствует сподвижник Будды Мондзю-сири: не оттого, что сам таков был, а по созвучию - сири по-японски задница. Итак, юный любовник настоятеля связался с деревенской девахой. Роман вышел на чистую воду, и паренька из монастыря попёрли - за осквернение непорочности. Вот такой пример двойной морали. В финале - два хладных трупа. Зрители, понятное дело, рукоплещут.
Единственная вещь некровавая, без убийств и самоубийств - "Новогодняя сосна, вырванная с корнем" - маленько на трагическом фоне проигрывает. Речь в ней идёт о купце, несправедливо обвинённом, и состязании в благородстве двух его жён, законной и незаконной. Но до чего роскошно выписан отец купца, Островским повеяло, Замоскворечьем, сайками с изюмом! Явилась странная мысль - что если поставить "Свои люди - сочтёмся" или "Бесприданницу" в театре кукол?
Возможно, поймём друг друга - в один прекрасный день спектакля.