3 «…пойди пойми, чего им хочется – конституции или севрюжатины под хреном?»

Как это часто бывает, наиболее жестокие преступники получаются из наиболее преуспевших в богословии. Желябов, например, знал наизусть практически все псалмы и мог с удовольствием декламировать их с самого детства. Но не церковные службы влекли его, а люди вроде Каракозова. Причем влекли настолько сильно, что спаситель царя Комиссаров вызывал у него отвращение. Он даже подводил под смерть Комиссарова своеобразную фаталистическую «истину», что, мол, самоубийство Комиссарова, которому даровали мундир, чин и деньги, стало обратной стороной виселицы, на которой повесили Каракозова. С каждой страницы книги повышается градус восхваления Желябова и синхронно градус осмеяния царя. Убийца просто обязан быть героем в стране большевиков. А ведь добрый царь не только неоднократно прощал покушавшихся на свою жизнь, но даровал тому же Желябову право обучаться бесплатно, и будущему террористу даже выплачивали стипендию. Андрей Желябов учился на юриста в Новороссийском университете, организованном на базе Одесского университета. Сперва Желябов тупо копирует поведение студентов, протестующих против чего угодно, а потом начинает повторять умные слова из учения Лаврова. Потом организуется кружок для приказчиков и швей. Потом был спровоцированный в Одессе еврейский погром, который охотно и в красках живописали украинофилы, с которыми хотел поквитаться Желябов. Но не успел, так как пришли войска и стали карать всех подряд, в смысле, сечь! И тогда Желябов понял, что главное в жизни – это сила. При помощи силы можно легко заткнуть рот не только почитателям царя, но и интеллигенции, которая любит поразглагольствовать на темы сочинений Маркса и Прудона. Мнение интеллигенции равно самомнению, с которым нужно бороться, так решает Желябов. Лавров и Бакунин призывают идти в народ, подчеркивая тем самым, что народ — это некая «грязь», которую обычно предпочитают избегать. Царь играется в демократичность и организовывает показательный процесс против 193 пропагандистов-террористов, из которых только 30 оказались более-менее виновными. Поразительно, но и в 1878 году очень ценилось мнение западной прессы. Когда корреспондент «Таймс» после второго дня суда демонстративно уехал в Лондон, подчеркнув надуманность процесса, то царь не на шутку испугался. Зато для Желябова этот процесс явился смотром сил. Неадекватность ответа революционеров на «реакцию» царя просто зашкаливает. За двенадцать ударов розгами, назначенными Боголюбову, Засулич стреляет в генерал-адъютанта. И такая неадекватность во всем. Кстати говоря, Засулич была оправдана судом, на радость и на поощрение террористам. Когда жандармы хотели ее снова арестовать, то в толпе погибло несколько человек. Террористы борзеют настолько, что на своей печати помещают револьвер, топор и кинжал. Пока они подбирались к царю, то погибло столько людей, что даже тяжело подсчитать. Генерал-губернаторов отстреливали словно куропаток. Люди, которые оказывались неподалеку и становились жертвами даже не принимались в расчет. В Николаеве под пароходную пристань была заложена мина, когда стало известно, что с этой пристани отчалит пароход Александра II. Автор книги так расхваливает эти «операции», что становится непонятно, как же у большевиков поворачивался язык обвинять царя в кровавом происшествии на Ходынке? Царя гоняли по Дворцовой площади, пытаясь пристрелить его. Примечательно, что незадачливого стрелка, Соловьева, также возвеличили, аки Вильгельма Теля. Собственно говоря, революционеры вполне отдавали себе отчет и понимали свою низменную сущность. Свое общество они назвали «обществом троглодитов», и именно «троглодиты» увлекли Желябова идеей покушения на императора. А потом было множество неудачных попыток, положивших на алтарь множество жертв. У террористов был широкий размах: если царь ехал в вагоне, то взрывалась целая ветка ж\д! Интересно, что Александр II настолько привык к этим не удающимся покушениям, что даже уверовал в свою счастливую звезду. После каждого такого покушения объявляли, словно в насмешку, благодарственный молебен во всех церквах, на злобу террористам. Впрочем, когда взорвали не тот поезд и снова погибли невинные люди, то благодарственный молебен также воспринимался словно издевка, но уже не террористами, а народом. Доставляет в книге и низкокачественные потуги автора изобразить царя эдаким бескультурным животным. «Глубокий вздох, и «помазанник» смачно харкает в «скверную рожу» князя». Такие описания царя, для которого любое лицо — это «мерзкая рожа», часто встречаются в книге. Автор словно хочет сказать, что вот такого человека и надо было убить, не заслуживал он жить на белом свете… Когда бомба Халтурина взорвалась, то погибло восемь человек и сорок восемь было ранено. Но террористы не останавливались. Царя нужно было убрать любой ценой, чтобы взрастить буржуазию, которая должна была взрастить пролетариат. Кибальчич, который мог бы стать талантливым ракетчиком, бросает свой талант на изготовление бомбы и именно во взрыве своего детища он найдет вдохновение и набросает макет реактивного двигателя… На всякий случай, чтобы царь не ушел от смерти, бомб было две. Вторую планировалось бросить вверх вместе с высокой шляпой, прямо над толпой. Казнь террориста его товарищи воспринимали как вызов, а помилование – как улыбку судьбы, стимулирующую новое покушение. Как ни крути – «правительство само разжигает чувство мести». Ах да, ведь была еще написанная на коленке некая программа, которую отослали самому Марксу, и тот основательно почеркал ее. Но ведь Маркс был почти как бог. Главное, что Маркс и Энгельс записали Россию в передовой отряд революционного движения в Европе. У Желябова под контролем было примерно 500 боевиков. Он сам осознавал, что 500 человек — это отнюдь не «всенародное восстание». Но 500 человек вполне могли убить царя, что они и сделали. Среди боевиков находились и беременные женщины, которых Перовская обнадеживала следующими словами: «… твой малыш, когда вырастет, не будет бросать бомб для того, чтобы жить счастливо.» Когда царя таки убили, то для процесса над террористами должен был быть созван Верховный уголовный суд, суд приводящий общество в максимальное возбуждение. Вероятно, террористов планировалось оправдать, как это было с делом Веры Засулич. Было много «случайностей», таких как одновременное вхождение подсудимых и судей в зал, которых приветствовали вставанием. Единственным положительным фактором процесса может быть названо признание Кибальчича в том, что гремучий студень для взрывчатки, был произведен в России, а не приобретён за рубежом, как утверждала экспертиза. Вот такая вот ложка меда в бочке дегтя. Аминь!