5

Я представляла себе город, весь затопленный скользящим ярким светом, и хотела, чтобы когда-нибудь у меня было столько счастья, сколько вообще нельзя

Я закрываю книгу и чувствую будто в глаза натыканы булавки (из дамских шляп? с серебряными головками?)
Больно, колко, горько, неприятно.
Чуть ли не криком заливаешься: "Прекрати, остановись, довольно, хватит терзать мою душу".
Но глаза горят, сердце бешено стучится, пальцы лихорадочно перелистывают страницы.
А ведь ещё только взглянув на аннотацию, я уже знала, что будет нестерпимо горько всё это читать. Но мазохизм и книжный запой не довели меня до добра, и я упрямо, холодной ночью с комом сдерживаемых слез в горле продиралась сквозь это нагромождение искалеченных душ, изломанных судеб, разбитых надежд и отчаяния, отчаяния, отчаяния. Все несчастные, все обездоленные, все странные, брошенные, одинокие, преданные, все оступаются, падают, падают, падают. На каждой странице банальные катастрофы: письма без ответ, нерожденные дети, медленное схождение с ума, неприятие мира, неприятие себя и т.д. и т.п. Пока не начнешь во всем этом захлебываться и судрожно пытаться закрыть книгу. Нельзя писать такие книги, особенно так проникновенно и ярко.