3 Смесь золота и грязи

Вольная эпитома французской мысли о двойственности любви. О том, как современные реалии отношений, плотские утехи, политические игры, развитие феминизма и религиозные движения вплетены в то самое чувство.

Что изменилось в сознании общества, и как интерпретировали любовь после сексуальной революции 1968 года? Как сквозь века эволюционировала норма морали о семейных ценностях, и что общего было у Виктора Гюго и Кэрри Брэдшоу из ‘Секса в Большом Городе’? Паскаль совсем не старается быть последовательным в своих суждениях, специально подчеркивая, что, как и в свободной европейской любви, последовательность— ненужная доминанта, и ей нет места даже на бумаге. Будто и не эссе, а непринужденная беседа за чашечкой кофе на Елисейских, прыгая с одной мысли на другую, сначала он рассуждает, почему Билла Клинтона осуждали за связь с Левински, а Сильвио Берлускони — нет, и где ещё проявляется разница менталитетов. А в следующих главах сразу же переходит к дебатам об Эросе, греческих богах и порнографии семидесятых.

Стоит ли расценивать половое влечение как развлечение во спасение или придерживаться сдержанности, следуя кантовским принципам аскетизма? В общем, здесь есть место всему, что приходит на ум при слове любовь, хотя многое подвергается сомнению и оспаривается Брюкнером через призму субъективизма.

Иронично, но в следствие субъективизма, автор оставляет эти вопросы без ответов, будто та самая чашка кофе уже допита и оставляет читателю простор для творчества мысли и свободы рассуждения, не навязывая своего собственного мироощущения.