3

— ...Чу! На земле, никак, дождь идет. Так и барабанит, слышишь?
— А мне кажется, топочет кто-то над нами.
— Не бойся. Теперь тебе уже никто не страшен. Старайся думать о приятном, нам в этой могиле долго лежать.
***
«Не иначе, — говорю, — умер у нас кто-то в Комале, так и тянет покойником».

Не иначе!.. Вот уж не в бровь, а в глаз. Если и был в этой Комале кто живой, то в роман он в таком виде не попал, у Хуана Рульфо кастинг персонажей, видать, был особый: если кто уже хорошенько завонялся, то – милости просим. Живой еще? Ну, так сейчас исправим – дайте топор, и все будет путем! Или у нас тут красавиц много разной степени тухлости, мигом соблазнят, и оглянуться не успеешь, как будешь с ней в обнимку в могиле лежать и слушать, как другие мертвяки свою нелегкую жизнь вспоминают.

Не близко. Может, он и неплохой, этот роман, ведь и слова в нем местами такие грустные и красивые, но не берут за душу. Живая я, живая, не слышна мне их боль замогильная. Хозяин у вас был хуже собаки? Ну, так какая теперь уже разница, если и он, и те девушки, которых он по ночам щупал и портил, давно истлели в прах. Сгнило это все и заросло полынью.

Может, он и совсем хороший этот роман, но ой как на любителя. Не отзовутся их шепоты ночные в моих снах. Не страшно, не больно. Даже имен не захотелось запомнить. Какая разница. Дамиана – Доротея, Абундио – Рентериа... Они все, как одно, и не понимаешь даже, когда кто-то ушел, а на его месте второй появился. У них у всех одни слова, одни вздохи, одна тоска.

Да, хороший роман, наверное. Только о чем он – не поняла. Все умерли, но ведь так всегда и бывает, разве же может такое случиться, чтобы кто-то в живых остался, ну а в книгу-то они почему попали? Там в начале самом парень искать отца пошел, так и не знаю, дошел ли он куда, или в какой-то момент его в могилу закопали. А, может, и шел-то он потому, что уже умер, ведь живым, похоже, в Комале делать нечего.

Ты придешь туда и скажешь себе: вот место, где мне бы хотелось остаться навеки. Там всегда хорошо. Рассвет там сегодня такой же, как был вчера, и утро такое же, и такой же полдень, и вечер. Только дышится по-разному — оттого что другим становится воздух, и вместе с воздухом меняется цвет предметов. Жизнь там течет, нашептывая тебе свою быль, и ты вслушиваешься в нее, вслушиваешься и уже ничего не слышишь, кроме этого немолчного, извечного шепота жизни…