5

Опытный врач драгоценнее многих других человеков

Ну а в самой повести будут, например, встречены Амбруаз Паре, многим известный как хирург и личный врач той самой Екатерины Медичи, в народе прозываемой "королевой-отравительницей". То, что он был ее личным врачом, почему-то затмевает то, что врачебную и хирургическую науку ему пришлось постигать в грохоте войны и смраде пороха, об этом мало где говорится. Как и о том, что ему пришлось следовать никакому не Галену, а верить своим глазам и думать своей головой, чтоб признать методы своей работы, порой случившиеся ненамеренно, верными, следовать им, развивать и впоследствии написать книгу о своих методах в хирургии и не только. К тому же опять же случайная встреча с Франсуа Рабле, да-да, тем самым изощренным насмешником, направила его по еще более прямому пути. Никак, Рабле был все же доктором медицины.

Но было время, когда к степени доктора медицины Рабле еще только предстояло придти. Тем не менее, будучи еще бакалавром, он снискал себе славу непревзойденного софиста, и в спорах, представляющих собой взрывную сместь теологии и науки врачевания, он берет верх над всеми. А мы опять приходим к фактам, еще раз подтверждающим, что утверждения ученых мужей прошлого, причем прошлого отстоящего не на 2-3 века, о лечении любых недугов кровопусканием, было в корне неверно.

А вот имя Мигеля Сервета мало знакомо нам. Если, конечно, вы не являетесь медиком, в юности изучавшим историю медицины. Его судьба и отношение к нему Кальвина, тоже, в общем, олицетворяющего собой идею Реформации, даже если его путь не совсем был тем, какой мы теперь вкладываем смысл в это понятие, Кальвин являет нам неоднозначие тех мыслей, что бурлили, как в котле, в веке шестнадцатом, да и позже. Андрей Везалий тоже тоже интересная фигура, тем более даже меня осенило, где я могла его имя встретить. А именно, как автора анатомической энциклопедии, у Сэнсома, в его цикле про Шардлейка, и кажется, именно в "Седьмой чаше", есть особенные места, где с Гаем, чернокожим аптекарем, в том числе пользующем страдальцев как врач, немало дорожащим своим томом Везалия и обращающимся к книге во всех спорных случаях, с ним и с книгой Везалия есть достаточно характерные моменты. Кстати, даже для сильно позднего средневековья, моменты сильные. Но в отличие от Шардлейка и Гая к реальным действующим лицам судьба не была так добра.

Зато герой следующего рассказа, Ги Патен, был сам беспощаден в высмеивании противника, как и до этого Франсуа Рабле, а после Сирано де Бержерак. Но противниками Патена были аптекари, травящие своих покупателей своими шарлатанскими выдумками. И кстати говоря, обнаруживались даже книги с рецептами приготовления таких мазей, притирок, например, из мяса новорожденных щенят или кошачьего кала. Чем и воспользовался Патен, когда против него состоялся суд аптекарей.

Но и помимо всех этих шарлатанских средств, когда читаешь, чем действительно лечили болезни: боль в суставах - белой ртутью, сулему применяли от опухолей, от кровавого поноса - серу, а чахотку можно было вылечить ржаным хлебом, размоченным в вине, то становится больно и обидно за людей, живших несколько столетий назад. И тем более усилия врачей, хоть что-то соображающих в своем деле и толкающих врачебную науку вперед, а не только умеющим лечить кровопусканием, их усилия задевают за живое. С Логином в принципе не просто остаться равнодушным во всех произведениях, а здесь особенно. И при всем прочем уже тогда пытались лечить переливанием крови. Хоть через тонкую высушенную тростинку, хоть через серебрянную иглу. А как интересно было читать о том, как уже в более позднее время, в прошлом веке искали вакцины и лекарства. От заражения крови, например, да и других заболеваний.