5 Твист с лингвистом

Впечатление о Дж.Р.Р. Толкине как о реальном человеке было сильным. Это как столкнуться с легендой лицом к лицу и увидеть подробности, которые даже не предполагал: как сильно он печётся о деньгах, как он груб с людьми, высказывания которых ему не по душе, как он неряшлив и необязателен в соблюдении сроков и договорённостей (и насколько он великий мастер отговорок и оправданий), как глубоко он привязан к своей семье и как вдумчиво верит в Бога, насколько ревниво и ревностно он относится к своим литературным детищам, насколько одержим лингвистикой и т.д. и т.п. Вот почему я люблю читать столь личные и, казалось бы, не предназначенные для глаз постороннего вещи — вроде писем, дневников, воспоминаний, записных книжек и прочего. Да, это по меньшей мере неприлично (особенно по отношению к живым людям, но и к мёртвым ведь тоже), однако когда человек становится хоть сколько-нибудь знаменитым и когда его жизнь становится предметом общественного интереса, его личность и биография обрастают множеством мифов и легенд, ложных трактовок и искажений восприятия, — и в таких случаях личные записи становятся бесценным документом, фиксирующим реального человека в вечности настолько правдиво, насколько это возможно в принципе. Даже если он — со всей возможной иронией, разумеется, — неустанно напоминает издателям, как нуждается в деньгах, или до конца отстаивает ошибочное (по мнению критиканов) написание некоторых слов с профессиональной позиции лингвиста.
(К слову, если бы мне попался такой вот хитровыделанный фрукт, то я — как редактор с некоторым опытом работы — предпочла бы не устраивать с ним твист, отстаивая то или иное написание слов, а просто тихо, мирно пошла бы получать второе высшее, чтобы не чувствовать себя таким невежественным позорищем. Или в психушку, там стены мягкие и нет ничего колюще-режущего.)

Если сгруппировать письма в издании Хамфри Карпентера по темам, а не по хронологии, то я бы выделила следующие:

1. Толкин с издателями и редакторами
Переписка автора с редактором — моя любимая часть издательского дела. То, как автор принимает или отвергает правки, как пытается создать сопутствующий материал типа карт, указателей имён, пояснений к алфавиту или «переводу» в виде приложения, как пытается совместно с издательством решить головоломку, какой же будет бумажная книга, — техническую, финансовую и литературную головоломку. Это действительно моя любимая часть работы редактором, и читая все эти технические, заполненные скучными для постороннего подробностями письма, я была в восторге, и моё сердце пело.
И среди прочего я задумалась о том, как сильно мне не хватало подобной книги во времена учёбы в моей альма-матер. Она бы не сильно изменила моё отношение к редакторскому делу, но дала бы более ясное представление о реальном процессе. У нас такого не преподавали и даже не рассказывали — на факультете были одни теоретики.
А ещё это кладезь бесценных замечаний для переводчиков! На русском как минимум существует две «традиции» перевода ВК, из которых одну, как я теперь знаю, сам Толкин категорически не одобрил бы.

2. Толкин с семьёй
Разговоры о личном с членами семьи часто выливались в длинные письма. Иногда это были письма о творческом процессе (особенно с сыном Кристофером, который в моих глазах стал если не соавтором ВК, то как минимум идейным вдохновителем и идеальным читателем, для одного которого и писался этот роман). Но в целом оказалось, что жизнь писателя отмечена постоянным рассказыванием маленьких историй из повседневной жизни: случай в пабе, случай на мессе, размышления о Боге, бытовые мелочи жизни во время войны, тяготы работы оксфордским преподавателем, размышления о лингвистике, а друзьях, о прошлом... Таких писем в общем и в целом было немного: составитель сборника старался концентрироваться на творчестве и избегал обнародования чересчур личного. Однако и того, что было, более чем достаточно, чтобы вообразить, каким человеком был Толкин в семейной жизни — трудолюбивым мужем, хорошим отцом, воодушевлённым дедом.

3. Толкин с друзьями
У Толкина было много друзей, а вот в любви к регулярному эпистолярному общению его трудно заподозрить (чем старше он становился, тем неохотнее и короче отвечал, хотя иногда взрывался необузданно длинными посланиями, когда тема затрагивала за живое и не было более срочных дел). Другое дело, что в сборник вошли, в основном, только избранные письма, из которых может сложиться престранное впечатление, что друзья были нужны Толкину, только чтобы читать его тексты, комментировать и оценивать. Впечатление поверхностное, ведь если вчитываться глубоко, то становится понятно, что основное общение протекало за пределами писем, и сам Толкин всегда был рад откликнуться на просьбы друзей об ответной помощи.
Среди друзей Толкина, наверное, самый известный — Клайв Льюис, хотя к концу жизни они и разошлись до почти полного разобщения. Впрочем, до самого конца Толкин вспоминал Льюиса с сентиментальной нежностью и не раз оговаривал, что без его поддержки никогда не закончил бы работу над ВК (хотя поначалу он говорил своему сыну Кристоферу, что ВК написано единственно для него и с его поддержкой; но правдой, думаю, являются оба утверждения). Наибольший интерес представляют как раз сами изменения в отношениях между двумя друзьями: от полного единства мыслей в начале до неприкрытого осуждения в конце.

4. Толкин пишет «Сильмариллион», «Хоббита» и «Властелина колец»
Хотя «С» был написан раньше всех, вышел он последним. Из-за этого в сборнике наблюдается странная непропорциональность: почти нет писем из тех времён, когда он писался, зато вагон и маленькая тележка писем из времён, когда Толкин пытался его опубликовать в комплекте с «ВК», но издатели отвергали его любимое детище (как слишком зубодробительное), зато зубами были готовы вцепиться в продолжение «Хоббита», какого бы размера оно ни было. В своё время я по той же причине не стала читать «С», но, узнав образ мыслей автора, устыдилась (а точнее, пожалела бедняжку-автора, который излил миру так много жалоб по этому поводу и столько труда вложил в эту книгу) и вознамерилась прочитать. Тем более, что после пространных объяснений Толкина о взаимосвязи всех его книг и устройстве мира это будет уже не так трудно, как казалось 10 лет назад.
Но с «Х» и «ВК» вышла совсем другая история. Первый поначалу всплывал в письмах как несерьёзная забава, которая однако целиком захватила своего создателя и принесла ему первую славу. Однако в последствии автор почти не затрагивал эту детскую сказку в пространных объяснениях. Самое большее, что его волновало, — как увязать с первой книгой так называемое продолжение, которое продолжением по сути не являлось. Этому посвящены бесчисленные письма, хотя их «бесчисленность», естественно, ни в какое сравнение не идёт с тем количеством писем, которые были написаны во время создания и публикации «ВК» и особенно после. Что ж, если вы чего-то не знали о творческом процессе в целом и процессе написания «Властелина колец» в частности, добро пожаловать.

5. Толкин поясняет «Хоббита», «Властелина колец» и «Сильмариллион»
После публикации второй книги Толкин был буквально погребён под ворохом вопросов относительно мира, который он представил. Ответы Толкина бесценны, и меня особенно порадовало, с каким энтузиазмом он поначалу давал пояснения. Как автор он прекрасно понимал, насколько сложный ЛОР он породил, поэтому и мечтал поскорее издать «С», где были даны многие и многие ответы (но, как я подозреваю, всё равно не все).
Мне понравилась одна цитата в письме, написанном вскоре после завершения многолетних трудов над «ВК»:

И теперь, когда я гляжу на результат, я осознаю всю грандиозность катастрофы. Мое детище вырвалось из-под контроля, я породил монстра: невероятно длинный, сложный, довольно горький и крайне пугающий роман, совершенно непригодный для детей (если вообще для кого-то пригодный); и на самом деле это продолжение не к «Хоббиту», но к «Сильмариллиону». По моим подсчетам, в нем содержится, даже без нескольких необходимых приложений, около 600 000 слов. Одна из машинисток предположила, что больше. Со всей отчетливостью вижу, насколько это нереально. Но я устал. Я сбросил книгу с плеч и боюсь, что ничего уже не смогу с ней сделать, кроме как выправить мелкие огрехи.

Меня позабавило, насколько автор самокритичен, хотя и не совсем искренен, ведь буквально в предыдущих письмах он говорил о том, что создал Нечто Великое. Оно действительно оказалось великим — в буквальном и в историческом смысле. Я читала и «Хоббита», и «ВК» (но не «С») — и только сейчас, спустя столько лет, благодаря «Письмам» я осознала, в чём же было величие этих книг (плюс, к этому времени я прочитала Библию и познакомилась со множеством мифологий мира, особенно исландскими и финскими, которые оказали на Толкина некоторое влияние). Благодаря «Письмам» многие мои недопонимания текста были развеяны. Многие моменты, которые, как мне казалось, я понимала, оказались настолько прояснёнными, что теперь нужно прочитать с нуля всё, чтобы понять якобы-понятое. Опасная книга, опасная.
Например, если тот самый цикл Льюиса был для меня очевидно христианским даже до того, как я узнала о религиозности автора, то с «ВК» ничего такого мне видно не было, пока я не познакомилась со взглядами самого Толкина. Он не то что бы одержим религией, но он смиренный христианин, который провёл много времени в мыслях о вере, Боге, Библии и мифе, и всё это отразилось в «ВК». Насколько я вижу, Шекспир тоже прослеживается намёком (хотя автор говорит, что нет), а вот от эллинистической художественной нормы Толкин старательно уходил: его герои негероичны, его боги небогичны. А ещё до чтения его писем я думала, что на сюжет «ВК» сильное влияние оказала Вторая мировая война, однако автор развеял это заблуждение.
Или, например, пояснения к персонажам. Для меня оказалась сюрпризом нечеловечность Гандальва, которая была важна для мифологической достоверности, а также приземлённость Сэма, которая была важна для литературой целостности книги. Сэм стал нравиться мне намного больше, Гандальв потребовал переосмысления, которое невозможно без перечитывания. А вот Тёмный властелин, честно говоря, в своё время не привлёк особенного внимания — ни во времена Некроманта, ни во времена Саурона, — ну Зло и Зло, что с него взять. Лишь много позже я обнаружила, с какой страстью люди исследуют этот образ в современном фэнтези, и прочитанные сейчас пояснения были как нельзя кстати. Вся эпопея в целом оказалась не банальным противостоянием Добра и Зла, как я раньше думала, — это эпическое сказание о войне, где и одной стороне, и другой присущи как положительные, так и отрицательные черты, однако неправыми (и потому побеждёнными, как положено в хорошей сказке) оказались те, кто совершил больше плохого. Фэнтезийная традиция, у истоков которой оказался Толкин, стала мне теперь намного понятнее.

По сути, идеально читать «Письма» по горячим следам, сразу после чтения «ВК», и я, пожалуй, запланирую перечитывание легендариума и перечитывание писем. Однако и в качестве самостоятельного чтения книга хороша: если читателю интересна изнанка издательского дела; если интересен процесс рождения книги — от замысла до читательских замечаний к печатной книге; если интересен внутренний мир автора и, в особенности, внутренний мир Толкина, — читатель останется в таком же восторге от книги, как и я. А что ещё надо?