4

Я с этой книгой почти сроднилась. Ничего удивительного: два тома, больше тысячи страниц формата 24х17 см, не меньше месяца чтения. Даже как-то жаль расставаться. Возможно, в длинных и подробных жизнеописаниях есть некоторая заурядность, повторы, затянутость. Но в них есть и преимущество перед, например, самыми лучшими и детальными семейными сагами – они настоящие, о реальных людях и их жизнях.

Начну, пожалуй, с того, что эта женщина меня восхищает. Причин на то много, попробую изложить по порядку.

Дети. Выйдя замуж в 17 лет, Софья очень быстро оказалась в кругу беспрерывных забот, главной из которых были, я думаю, все-таки дети. У Толстых было девять детей (это те, что выжили), каждого Софья Андреевна кормила сама, несмотря на мастит и сильнейшие боли. Дети болели. Их нужно было учить. Она их всех сама учила и дважды в году обшивала: к зиме и к лету. Кроме того, Софья Андреевна находила в себе силы и время устраивать для детей праздники, новогодние елки, костюмированные балы, катания на коньках, учить детей музыке, вывозить их на концерты и танцевальные вечера. Не то чтобы я была таким уж фанатом материнства, но, ей-богу, это героическая женщина.

Муж. Эта часть воспоминаний Софьи Андреевны вызывает наибольшее возмущение и сочувствие: возмущение вздорной натурой графа Льва Николаевича Толстого и сочувствие к его жене, на которую падала вся тяжесть этого сложного и переменчивого характера. К слову, меня неприятно поразил огромный зазор между Толстым-писателем и Толстым-человеком. Насколько он тонок и мудр в своих произведениях, настолько же Лев Николаевич эгоистичен и нетерпим к близким. Воспитанием детей, например, он не занимался (только старших немного), но никогда не упускал возможности упрекнуть жену, что она, мол, неправильно их растит, портит. И если в первые двадцать лет супружества у Толстых все-таки наблюдалось единодушие в основных взглядах на совместную жизнь, то затем граф окончательно ударился в безумства вроде косьбы, шитья обуви, рубки деревьев и прочего. Проповедуя отказ от собственности, бедность и помощь исключительно личным трудом, Лев Николаевич не мог собственную семью повернуть к этому и строить дальнейшую жизнь на этих началах, за что очень злился на жену. Как, хотелось бы узнать, могла она, имея столько детей, к рождению которых, между прочим, и Лев Николаевич был причастен, отказаться от всего имущества, издания книг и прав на литературные произведения? Или ей, провозившись весь день с детьми, хлопотами по хозяйству, шитьем, перепиской рукописей, нужно было еще пойти поле вспахать? И все это в угоду мужу, который хоть и утверждал зло денег и собственности, а сам, тем не менее, пользовался всеми благами и трудами своей жены. Ну да, это вызывало у него страдания, но это же и обеспечивало ему возможность упражняться в сапожном деле, учить иврит и предаваться размышлениям. Каких только занятий ни придумаешь, имея надежный тыл.

Кстати, ко времени окончательного погружения Льва Николаевича в такую жизнь, художественные сочинения были им почти заброшены – на смену пришли статьи на темы всего и вся: религии, искусства, голода и проч. Писались они в резком, суровом, категоричном тоне, хотя Толстой уже тогда был сторонником смирения и любви к ближнему. Главное, чтобы этот ближний был подальше, ведь доброта к тем, с кем живешь рядом, каждый день – это так утомительно.

Тема взаимоотношений Софьи Андреевны и Льва Николаевича бесконечна. И бесконечно меня возмущает. Скажу только, чтобы уж очень не растекаться, что отношение мужа было для Софьи источником постоянных переживаний и даже несчастья. Он был суров, сосредоточен на себе, тщеславен. Периоды страстного влечения к жене неизменно сменялись у графа холодностью, резкостью, упреками и придирками. За что такое отношение было к ней? Почему он не ценил жену? Почему Лев Николаевич умел любить как будто только на расстоянии, в письмах и мыслях? Наверное, у автора этих мемуаров не было ответов. Нет их и у меня.

Дом. С определенного момента вся тяжесть хозяйственных и финансовых забот легла на Софью Андреевну. Ясная Поляна, имение в Самарской губернии, дом в Москве – все этим занималась она. Организовывала сборы и переезды, ремонты и строительства, покупки и продажи. Вот утверждают, что раньше жизнь была медленнее. Знаете, по семье Толстых этого не скажешь – постоянные разъезды, улаживание дел, гости, визиты…

Книги. Софья Андреевна всю жизнь занималась переписыванием произведений Толстого, а позднее и изданием их. Читала корректуры, договаривалась с типографиями, организовывала продажу книг по подписке. И это помимо всех остальных дел, можете себе представить? Я не могу, правда, понять, откуда она брала силы.

И вот главное, что меня поражает. При всей сложности быта, при стольких заботах, при постоянных капризах и причудах мужа она еще тосковала о духовной жизни. И нельзя сказать, что такой жизни не было: Софья страстно любила музыку, играла сама и посещала концерты, общалась с умными и интересными людьми, читала философов. Но ей было мало! Недюжинный потенциал был у этой женщины.

И последнее, загадочное для меня. Как она сумела сохранить любовь к мужу, доброе к нему отношение и неизменное восхищение его талантом? Я не спрашиваю, как она могла продолжать семейную жизнь. Не думаю, что тут были варианты. Но как она сумела при самодурстве и эгоизме Льва Николаевича сохранить любовь и все хорошее?.. Героическая женщина.