5

Притягательность Шостаковича необъяснима, и об этом говорили многие. Казалось бы, невыразительная внешность, малый рост, робость и стеснительность, весьма своеобразная манера речи, а вот есть в человеке что-то такое, что притягивает и завораживает, заставляется возвращаться к его личности снова и снова.
Да что там говорить, я сама больше люблю Прокофьева, его музыка легко ложится мне на уши, а слушаю чаще Шостаковича, с которым мучаюсь (обычно я не склонна к мазохизму). Больше того, как ни возьмусь за биографию Прокофьева, так брошу, зато о Шостаковиче это уже третья книга, не считая отрывков, посвященных ему, в разнообразных воспоминаниях (скажем, «Галине» Вишневской). Я даже на спектакль о Шостаковиче умудрилась сходить! И главное, никак не могу отвязаться от мысли, что Шостакович – гений.
Мейер о противоречивости Шостаковича пишет много. О том, что одни считали его чуть ли не оппортунистом, а другие чуть ли не бесстрашным борцом с системой. О том, что всю жизнь его преследовали за формализм, но при этом пытались сделать из него «главного советского классика». О том, что знаменитая седьмая симфония, исполненная в блокадном Ленинграде, не лучшее с музыкальной точки зрения и не самое исполняемое произведение мастера. И самого Мейера постоянно ловишь на противоречивом отношении к композитору: он преклоняется перед ним и в то же время по-человечески не понимает.
Это рождает удивительный эффект отстранения. Автор словно отодвигается от своего героя, боится давать какие-то трактовки, кроме строго музыкальных. Для любителей «объективных» биографий, а я знаю, что таких много, это идеальный образец жанра. Конечно, садиться за книгу следует, хоть что-то зная о музыке и хоть что-то слыша о Шостаковиче. Иначе будет тяжко: светских сплетен вы здесь не найдёте, о личной жизни написано коротко и корректно. Кроме музыки, много исторического контекста, и в этом автор хорош. Вообще из «музыкальных» биографий это одна из самых удачных. Хотя лично мне «субъективности» не хватало.