4

Если не хочешь прослыть невежей, делясь впечатлениями о чем-либо, сфокусируйся прежде всего на том, что понравилось, а уж после упомяни, что не к столу пришлось. Но я все же, высказываясь о книге Аллы Ботвич «Рассказы Синей чашки», пойду от обратного, поскольку на то есть важная причина.

В рассказах встречаются ошибки и опечатки. Их не катастрофически много, ни в коем случае. Но и не две-три. И каждая из них отвлекала меня от историй фарфоровой рассказчицы.
Справедливости ради стоит сказать, что порой писатели оставляют в произведениях ошибки намеренно. Благодаря ним текст становится еще более многогранным, они подчеркивают нюансы смыслов, позволяют точнее передать эмоции, состояния персонажей. И когда я вижу ошибки, первым делом начинаю искать дополнительные смысловые оттенки, которыми автор намеревался обогатить текст. Если поисковая операция проваливается, испытываю разочарование и, может быть, даже легкую обиду на автора. Ведь я, как литературный дайвер, настроилась мысленно экипировалась, погрузилась в пучину истории, потом из-за ошибки/опечатки в предвкушении маленького, но важного открытия вынырнула из нее, но ничего нового не узнала. Такое «плавание» быстро утомляет, и даже если книга кажется мне занимательной, откладываю ее. Как правило, насовсем.

С «Рассказами Синей чашки» этого не произошло, хотя, казалось бы, предпосылки были.
Сборник я дочитала и ни на минуту не пожалела об этом. Что перевесило?

Обложка
Прекрасная иллюстрация Алены Наливкиной, сквозящая светлой грустью.
Уютный, душевный рукописный шрифт, который сразу сокращает дистанцию между читателем и рассказчиком.
Обложку хочется разглядывать и фантазировать, какие перипетии сюжета за ней скрываются.

Иллюстрации внутри книги
Выполнены в той же стилистике, что и обложка. Это позволяет воспринимать книгу как нечто целостное и доставляет эстетическое удовольствие. Заметила, что иллюстрации помогают мне настроиться на тональность каждого рассказа. А еще было приятно возвращаться к начальной картинке после прочтения истории и рефлексировать, изменилось ли мое восприятие изображения, вижу ли я теперь в бусах, или в синичке, или в связке ключей что-то такое, что не открылось мне при первом взгляде. Кое-что правда начинало играть другими красками. И это не фигура речи. Бусы, к примеру, действительно оказались не просто зеленые, а яблочно-зеленые, как описывала чашка. Деталь, которую хочется смаковать.

Аннотация
Автор выбрала отличный фрагмент-крючок. У меня после его прочтения возникла мысль: «А ведь правда, правильная чашка — это очень важно. Из правильной чашки даже пить вкуснее. У меня есть такая чашка?..» Все, я на крючке. Автор задала тему, подсказала ракурс, и я даже не заметила, как включилась в диалог.

Терапевтичность рассказов
Синяя чашка — очень мудрая рассказчица. Она не драматизирует, не дает оценок. Она просто делится историями, а как ими распорядиться, примерить на себя или не принимать близко к сердцу, читатель решает сам.
Точкой отсчета в каждой истории выступает вещь из серванта. К слову, когда наведываешься в гости к бабушке, то и дело проходишь мимо подобных вещей и не придаешь им значения. Правда же? Но в действительности для кого-то порванные бусы, старый тюбик с помадой, который давно вроде бы пора выбросить, — настоящие сокровища. Ключи к шкатулкам с дорогими сердцу воспоминаниями.
Удивительно то, что ключи эти универсальные, если призадуматься. К примеру, читаешь историю о Маргарите Ивановне, ее серьгах и влюбленности, но в какой-то момент замечаешь, что в душе шевелятся воспоминания о себе, своих чувствах, которые почему-то не были пережиты в полной мере. И вот уже не можешь понять: читательская меланхолия связана с историей Маргариты Ивановны или все же с твоей личной историей?
Не все рассказы Синей чашки меня тронули. Думаю, так и должно быть. Синхронизация случилась лишь в болевых точках. Причем некоторые из них стали для меня открытием. Истории словно выявили во мне трещины, о которых я не подозревала. Но чудо в том, что одновременно с тем, как трещины обнаруживались, они начинали заполняться историями. Я ощутила себя керамической чашкой, которая по ходу чтения трескалась, но сразу же реставрировалась текстами как лаком, смешанным с золотым порошком. Кинцуги — так называется эта техника.

Резюмирую.
Думала ли я, открывая книгу Аллы Ботвич, что доплыву до таких глубин? Пожалуй, что нет. Но читательским опытом, который я пережила, прочувствовала благодаря рассказам Синей чашки, очень дорожу. Время потрачено не зря.