5

«Для того чтобы нанести сердцу сокрушительный удар, судьба не всегда бьёт сильно и наотмашь; вывести гибель из ничтожных причин – вот к чему тяготеет её неукротимое творческое своеволие»

Стефан Цвейг бросал читателю под ноги намеки еще в новелле «Письмо незнакомки», а теперь в лоб задает вопрос «Когда же на самом деле обрубается человеческая жизнь? С чего начинается его угасание?». Неужели кроме болезни, там, рака легких или цирроза печени, съедающих наше здоровье с наглостью и прожорливостью червя, который окопался в яблоке, нет ничего настолько же убийственного, способного сломить наш дух? На примере старика Соломонсона писатель показывает, какую боль может нанести разящий кинжал безразличия со стороны родных людей, как может зачеркнуть все хорошее, что ты пережил вместе с ними, и уничтожить то, что мертвой хваткой удерживает нас в жизненном потоке – уверенность в своем не одиночестве. Данная новелла как никакое другое произведение способно заострить страх остаться в старости никому не нужным, поэтому стоит обращаться с «Закатом одного сердца» с осторожностью. Ни одно живое существо не создано для одиночества, для того, чтобы его встречала безголосая, немая квартира, и единственный собеседником был ведущий программы новостей. Но еще тяжелее, когда подобное происходит с человеком, имеющим семью.

Отдельно хочется отметить детальность образа старика Соломонсона и то, как гармонично и художественно автор преподносит читателю медленное умирание его души. При одном взгляде на персонажа на лице читателя застынет немая печаль, так как все – и несуразная одежда с короткими рукавами, и сложение, внешность не человека, а заезженной лошади, нервной и неуверенной в себе, – говорит о его беспомощности перед ударами судьбы. А дальше – хуже. Чем больше, Соломонсон замыкается в себе, находя все больше подтверждений тому, что жена и дочь его не ценят, а лишь ездят на горбу и вытирают об него ноги, тем сильнее моральный упадок сказывается на его внешнем виде и поведении. Он перестает заботиться о себе, становится скрытным и нелюдимым; старается держаться в тени, жмется к стенам домов, уподобляясь какому-нибудь жалкому насекомому, избегающему света, шляпа мятая, а сюртук посыпан пеплом. Иные случаи вообще удивляют окружающих: то он идет под дождем промокший до нитки, напоминая дворовую собаку, которой нигде не найти приюта, то все чаще наведываясь на кладбище или в церковь, хотя до этого религию старик не признавал. Единственное чувство, идеально подходящее для второй половины новеллы – это скорбь. Это не живой Соломонсон идет по знакомой улице, а лишь оболочка, сосуд без содержимого. Осталось надеть траурные одежды и положить его в гроб, что автор и делает. На страницах чернильным пятном расплывается черный цвет (черная лестница, черное кожаное кресло, черная шелковая ермолка), и главный герой готовится покинуть теперь чуждый ему мир. После прочтения «Заката одного сердца» хочется быть более внимательной к своим родственникам, не давать им провалиться в пучины самого страшного из страхов. Не дать им почувствовать вкус одиночества не при жизни, не при смерти. 

Французская Ривьера как символ того, что временами видимое семейное благополучие - это лишь мираж. И даже шум Средиземного моря, и шепот покачивающихся кипарисов и пальм, звучащие в унисон, не способны заглушить человеческую боль...