3 "Тут тебе не детский праздник на лужайке."

На этот раз мы с моим любимым месье Мурлева не совпали в мироощущении. Свобода, ради которой готовы умирать юные, ничего в жизни не видевшие, какая-то слишком абстрактная, враги злые - чересчур злые, буквально действительно варвары, как их называет Сопротивление. Ни много, ни мало, они вернули настоящие гладиаторские бои:

Ему сохранили жизнь с другой целью: поглядеть, как он будет ставить ее на кон на арене. Заставить его убить или умереть у них на глазах, им на потеху. Гладиатор… Из него решили сделать гладиатора. Неужели с этой дикостью не покончили много веков назад?

Тут даже мне послышался какой-то отголосок "Голодных игр", хотя это вообще невозможно - они написаны на два года позже. А ещё послышалось теоретически возможное, но скорее просто традиционное: мир чем-то похож на "Трудно быть богом" братьев Стругацких.

Люди были не слишком приветливы. Или, скорее, складывалось впечатление, что все друг друга опасаются. Компанейский смех, веселый разговор были редкостью. Они казались подавленными, вот что. Иногда Хелен ловила дружелюбный взгляд, но он тут же уходил в сторону. Она быстро научилась определять агентов Фаланги, так же как и ночных патрульных: люди с неприметными лицами, часто уткнувшиеся в газету, как в плохом детективе, но при этом легко угадывалось, что работают у них не столько глаза, сколько уши.

Лет пятнадцать назад Фаланга захватила власть, и надо сказать, что народ особо не сопротивлялся:

Они думали, что Фаланга, возможно, не так уж страшна, что она наведет в стране порядок, что надо поглядеть, как она себя проявит. А теперь они нагляделись и увидели…

Дети тех, кто первыми тогда выступили против Фаланги, либо были убиты вместе с родителями, либо помещены в специальные интернаты, мало чем отличающиеся от тюрьмы. За каждый проступок - наказание, причём накажут не провинившегося, а его друга или, скажем, самого физически слабого. Среди интернатских всё равно завязываются дружбы, и даже возможность общения между интернатами для мальчиков и для девочек находят. Поскольку персонажам около 17 лет, то тут и без историй о первой любви не обошлось. Зачастую именно любовь, а не осознанная необходимость борьбы с Фалангой движет ребятами. Они наивны, они почему-то боготворят родителей, которых даже не помнят, они ужасно неопытны во всём, что не касается тонкостей интернатских ухищрений...

Она окинула взглядом свою комнатку – две полки с книгами, кое-какие безделушки, висящую в углу на веревке одежду, – решая довольно смешной вопрос: как должна нарядиться девушка семнадцати лет, когда идет строить баррикады, чтобы спасти свою любовь? Если и были на этот счет какие-то правила, Хелен их не знала.

Согласно законам жанра, они просто обречены на победу. Но Мурлева подливает-таки ложечку дёгтя, и до победы доживут не все...
Больше всего мне понравилось в книге то, как незамысловатое искусство Милены - дочки знаменитейшей в прошлом погибшей певицы - исполнение песен из репертуара матери, способно сплотить людей. Простая народная песенка

В моей корзинке нету сладких вишен,
сеньор мой…
<...>
Зато в ней нету горя, любимый.
Нет горя и забот…

практически становится гимном борцов за свободу...