5

В январе 2014 года "Хадасса" Мириам Бодуэн приоткрыла дверку с мир евреев-хасидов, проживающих в Канаде наших дней, спустя год знакомство с этим миром, на сей раз в Бельгии 1970-х, продолжилось благодаря "Двум чемоданам воспоминаний" Карлы Фридман.

Удивительно, как столь небольшой объём произведения (всего 130 страниц в моей электронной книге) уместил в себе поиск прошлого, конфликт "отцов и детей", жизнь семьи хасидов, затронув тему иудаизма и его сохранения, ассимиляцию евреев, Холокост и в целом всю трагедию еврейского народа.

20-летняя свободолюбивая студентка факультета философии Хая - представительница второго поколения евреев, переживших ужасы концлагерей. Хая воспитывалась в нерелигиозной еврейской семье, в которой религия, особенно хасидизм, воспринимались "порождением европейских гетто, столетий замкнутости и унижений" и "тоской по Средневековью". Неудивительно, что для девушки куда ближе различные философские учения и научные открытия, сделанные Эйнштейном. Лишь устройство на работу в качестве няни в семью хасидов Калманов и возникшая любовь к одному из пятерых их детей - нелюбимому в семье 4-летнему Симхе - замкнутому, похожему на старичка ребенку, побуждает Хаю штудировать религиозную литературу, чтобы глубже узнать жизнь и веру хасидов. Но чем больше знаний, тем больше вопросов.

Помогают ли хасиды, сохраняя древние традиции, преодолеть иудаизму трудности или же и евреи влияли на своё окружение и, в то же время, вдохновлялись им, принося в свою культуру другие традиции?
Помогла ли связь с окружающим миром выжить евреям?
Являются ли "пейсы, лапсердаки, замшелые идеи" роднёй полосатой робе Маутхаузена?
Есть ли у Бога хоть что-то общее с людьми - ведь он не рожден, не умрет, не болеет, не боится, не надеется, не знает, что такое безнадежность?
Можно ли проникнуться Богом, изучив "законы, записанные тысячелетия назад еврейскими мистиками при помощи арамейской стенографии"?
Могут ли избранные Богом евреи нести свет другим народам, если даже папуасы обзавелись электрическими лампочками?

Оказывается, можно страстно любить Бога, как любит господин Калман, фанатично исполнять все "613 законов и предписаний, которыми из поколения в поколение, со времен Моисея, они обременяют себя, полностью сосредотачиваясь на Боге", но при этом считать няню собственных детей уровнем ниже червя, исчадием зла - "хуже, чем Гомерь" - знаменитая ветхозаветная шлюха, можно забыть "что нельзя демонстрировать, что ты лучше, даже если с большей преданностью служишь Богу", "что каждый служит Ему по возможностям своим, полученным от Самого Творца. Даже червяк исполняет свою роль", можно не любить своего ребенка и возмущаться, что он до сих пор писается и надевает штанишки сначала на левую ногу.

В то же время можно быть атеистом, подобно отцу Хаи, считающему, что "стены гетто давно разрушены, а хасиды выстроили их заново", но каждый раз, прощаясь или выходя всего лишь за покупками в магазин на углу, говорить своему ребёнку "Я люблю тебя", "потому что не дойдя до конца улицы, он может исчезнуть, раствориться в тумане. В жизни всё возможно". Можно ограничить себя в пространстве "двумя тысячами библейских локтей", а можно бежать из страны без гроша и "начать всё с нуля, среди чужих, не зная языка", а после переодеваться в эсэсовскую форму, чтобы обмануться немцев, изготавливать фальшивые документы, спасать людей, находясь в опасности, попасть в концлагерь и выйти из него живим, оставшись человеком, и отцом, которым можно гордиться.

Один из героев книги полагает, "что такие ужасы, как Освенцим, стали возможны лишь потому, что люди отошли от Бога и забыли Библию", Хая же знает, что "и в Библии они с удовольствием разрубали друг друга на куски". На мой взгляд, главное, что необходимо не только героям книги, но и всем людям - это терпимость к инаковости, уважение друг к другу и начинать в этом надо с себя, а пока человек презирает няньку, родители не любят одного из детей, привратник не любит одну из семей в доме, город не любит нацию.

У каждого из нас своё предназначение, но мы сидим в одном ковчеге. Не стоит больших усилий любезно ответить соседу, когда он с тобой заговорит. Здорово было бы, если бы все мы, такие разные, протянули друг другу руки. Только так можно пережить потоп.
- У нас это когда-нибудь получится?
Дядюшка Апфелшнитт сощурился.
- Никогда, - сказал он и улыбнулся.

Хочется верить, что дядюшка Апфелшнитт всё же не прав.

"Два чемодана воспоминаний" видится мне книгой, которую не столько читаешь, сколько чувствуешь. Она многогранная и трогает за живое.