4

В общем, в начале был роман Harmonia caelestis - семейная сага, полумифическая история о том, как семья Петера Эстерхази умудрилась Жить, не прогнувшись под изменчивый мир со всем его сталинизмом, реакцией, эпохой Кадара, гуляш-социализмом и прочей хренью, что прошлась по Венгрии во второй половине ХХ века. А потом был звонок из государственного архива, после которого выяснилось, что действительность в очередной раз победила искусство, да и человека вместе с ним: спустя всего несколько месяцев после выхода в свет своего opus magnum автор узнал, что главный герой его книги, отец Петера Эстерхази Матяш, многие годы был стукачом венгерской ГБ.

"Исправленное издание" - нечто среднее между дневником обычным и дневником читательским. Это не самостоятельное произведение, его смысл в том, чтобы взять на себя ответственность за прошлое, и дать ему перевернуть, разобрать на запчасти, деконструировать, если хотите, семейный - да и не только семейный - миф, созданный "Небесной гармонией".

Автор делает все, чтобы максимально достоверно передать опыт узнавания того-как-все-было-на-самом-деле: вот он записывает, как узнал правду; вот он начинает читать материалы дела и делать выписки, выписку за выпиской, выписку за выпиской, комментируя, удивляясь, негодуя, матерясь, вставляя эпизоды из внешней жизни, где еще никто ничего не знает, и сведения о жизни той, об историческом контексте грехопадения самого дорогого для него человека; вот он вписывает в текст свои впечатления при перепечатке, а вот - комментарии при финальной вычитке, все помечено, давай, входи, если хочешь.

Читать это все тяжело - автор сразу предупреждает, что никакого катарсиса не будет, только двухсотстраничный заплыв в историю чужого предательства. Будут разве что попытки понять - почему? и что теперь делать? и как со всем этим жить? и как так вообще получилось? Легких ответов и поучений тоже не будет - Петер Эстерхази не того склада человек, чтобы их раздавать. Но способность этой книги вызывать реакцию, конечно, переоценить сложно. А что бы я сделал на месте Матяша? на месте Петера? как бы я переживал? настолько ли я люблю своего отца, как он? а кто бы мог такое написать тут? а не слишком ли мы циничны для того, чтобы так убиваться по поводу чьего-то стукачества, ну подумаешь, вон у нас сколько стучало, хотя стоп, что значит сколько? а сколько - у нас? а когда мы разберемся с нашим грязным бельем? а что мы вообще собираемся с ним делать? а что мы, мы-то что вообще собираемся делать?