4 Спойлер Фактов нет, но вы (эволюционисты) держитесь!

Суть концепции: язык – врожденная способность (инстинкт, универсальная грамматика), интуитивно «срабатывающая» у человека в младенчестве и не зависящая в своей глубинной структуре от окружающей среды. От среды зависит только поверхностная структура – конкретный язык, на котором заговорит человек, до 6 лет есть шанс усвоить несколько «родных» языков, потом уже нет – только через целенаправленное изучение.

В общем-то, полностью в духе Н.Хомского, и Пинкер признает себя его учеником, но полемизирует с ним об источнике этого инстинкта: Хомский, как говорит Пинкер, склоняется к божественному происхождению, сам же Пинкер – убежденный эволюционист-дарвинист, пытается доказать всё «его величеством» естественным отбором. Доказательства, как у всех эволюционистов, «жиденькие», притянутые за уши по принципу «доказательств „зачатков хобота“ у дамана». Ясно, что это господствующая научная идеология, мертвой хваткой держащая абсолютное большинство ученых, и все-таки заметно, как в лингвистике все больше накапливается данных, с трудом под эту идеологию подгоняемых. По крайней мере, Пинкер честен и не говорит в отношении эволюции «так было», а только «могло быть», «можно предположить», «весьма вероятно» и т.п. Вообще, у него масса честных признаний, что наука МНОГОГО не знает, что основные тайны языка и сознания остаются для нас скрыты, - это отличает действительно серьезного большого ученого (в том числе и самого Дарвина) от самоуверенных верхоглядов, мнящих себя гениальными первооткрывателями всего и вся.

Однако еще одним после эволюционизма минусом у Пинкера является его нетерпимость к пуристам. В пылу полемики он прямо-таки переходит на личности, поименно называя своих оппонентов и обзывая их «иеремиями» и другими саркастическими неологизмами.

Еще выжимки из рассуждений автора:
Нет никакого «поступательного развития» в языках от простого к сложному; нет «владычества» социально-культурной среды, в которую попадает tabula rasa ребенка с несколькими рефлексами и способностью к обучению; нет взаимообусловленности языкового и умственного развития (у гидроцефалов кора мозга подобна тонкой пленке, а речь может быть в норме, и наоборот – полная умственная «полноценность» может сочетаться с тяжелыми речевыми расстройствами); нет общности естественных языков с жестовыми системами и тем более с сигнальными системами животных. А что есть? Есть сложность и богатство ВСЕХ языков, от диких племен джунглей до современных «цивилизованных» народов; есть непреложность действия (запуска) инстинкта в определенное ему (кем? чем?) время и ограниченное только пределами целостности и здоровья соответствующих (каких, никто толком не знает) мозговых биологических структур; есть модульная автономность языковых и других способностей, где все модули запускаются в свое время и их запуск не зависит от форм культуры, особенностей социализации и языкового строя; есть нулевые результаты экспериментов по обучению приматов жестовому и обычному языку – животные оставались в пределах своих природных жестов, демонстрируя их надрессированный через вознаграждение характер (фурор по поводу «говорящих» шимпанзе – чистой воды коммерческое предприятие, продаваемое легковерным массам в цирках и других «шоу-заведениях»).

Если убрать их рассуждений автора «накипь» естественного отбора и эволюции, то ничто нам не мешает увидеть в картине языка аргументы в пользу картины человека как творения Божия:
- язык соединяет в себе конечное с бесконечным (душа и тело, физическое и духовное);
- этот дар – только у человека, ни у каких животных «предков» и «современников» не удается обнаружить даже его зачатков;
- мыслить «по-человечески» младенец начинает еще в первые месяцы жизни, демонстрируя заложенные Богом способности к различению категорий предметов (одушевленные / неодушевленные, люди / животные, движущиеся / покоящиеся и др.), которые потом облекаются в слова того языка, на котором говорят его воспитатели;
- не в силах человека «исправить» то, что заложено Богом, как, например, бессмысленно учить младенца падежам и спряжениям, он их усвоит сам (можно лишь корректировать формы «поверхностной» грамматики, хотя автор считает и это излишним).

Ну, и самое главное – если НЕТ фактов «примитивных» и «переходных» состояний языка (автор это неоднократно признает), то вера в эволюцию и естественный отбор оказывается именно ВЕРОЙ, а не знанием. Хомский все-таки более последователен в своей критике попыток увидеть эволюцию там, где факты говорят против нее. Но именно за это Пинкер его и критикует (с досадой – как учителя, упрямо не признающего "очевидные" для ученика вещи). Сам Пинкер остается в плену своей «веры в эволюцию», не допуская даже мысли о каких-то «потусторонних силах». Что ж, это его право и его выбор, важно, что сам материал оставляет широкие возможности для выбора в другом направлении...