5 Страх и ненависть в Берлине

Написать сложнейший аналитический материал на объемную неоднозначную тему нацизма, предпосылок прихода к власти Гитлера и установления им террористического порядка в своей стране и других – такая затея и реализация могла бы быть неудобоваримой для восприятия большой читательской аудитории. Но случаются невероятные, восхитительные исключения, которой стала для меня книга американского журналиста Эрика Ларсона «В саду чудовищ». Книга, озаглавленная привлекательно и романтически: полное название «В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине» – слова гипнотизируют и вызывают разные ассоциации. И ни слова неправды в них. Книга – красивейшее, полноценное, завораживающее, жутко-прекрасное описание-исследование немецкого общества глазами семьи американского посла в период с 193 по 1937 годы, когда нацисты пришли к власти в Германии. Сад чудовищ – не что иное, как красивейший городской парк в Берлине, в доме рядом с которым поселился посол Уильям Додд.

Тиргартен — берлинский аналог нью-йоркского Центрального парка. В переводе с немецкого название парка означало «зоосад», или «сад зверей», или, если хотите, «сад чудовищ», что указывало на долгую историю этого места: когда-то здесь были королевские охотничьи угодья.

Интересна личность американского посла в Германии. Он получил назначение в 1933 году от президента Рузвельта в той атмосфере, когда на эту должность буквально некого было поставить: кто-то отказывался, кто-то не подходил, кто-то еще что-то. Уильям Додд – в тот период декан исторического факультета в Чикагском университете, историк, 64 года, сухопарый человек ростом 170 см с серо-голубыми глазами. Обладал живым чувством юмора. Писал объемную трехтомную работу по истории Старого Юга, которая была для него важнейшим трудом всей жизни. Додд был скромным преподавателем простого происхождения. Он был из многодетной семьи фермеров, и своей карьерой он обязан только своему неистовому труду и учебе. Додд был необычным дипломатом в том смысле, что жил на жалованье и не стремился и не хотел жить шикарно и богато, в отличие от всех предшественников и коллег-дипломатов. И вот глазами этого «человека от народа», где-то поначалу следовавшего по проторенной дорожке чужого мнения, где-то старавшегося не впадать в крайности, но не изменявшего себе и своему голосу совести – мы можем увидеть события тех дней.

Книга описывает жизнь посла Уильяма Додда, жены Марты, его дочери Марты (24 года), сына Билла (28 лет) в Берлине, а также их наблюдения за политическими событиями: как устанавливался нацистский режим и первые проявления насилия и репрессий. Через призму семьи Додда автор показывает, как немецкие люди реагировали на первые погромы, на унижения и нападения на евреев на улицах и как обстановка в Германии постепенно менялась.

«В саду чудовищ» – это настоящий исторический документ, передающий атмосферу страха, неопределенности и подавленности, которая царила в то время в нацистской Германии. На страницах книги описываются ключевые события того времени. Как нацисты пришли к власти в начале 1930-х годов, начавшееся с назначения Гитлера канцлером и продолжившееся внедрением их идеологии. Через документы, воспоминания, доподлинные письма методично Ларсон описывает политические репрессии и насилие нацистского режима, преследования оппозиции, цензуру, которые стали частью повседневной жизни в Германии. Отдельный интерес представляют отражение настроений и впечатлений американской семьи Додда, включая дочь Марту, о происходящих событиях, их взаимодействие с немецкими чиновниками и обществом. Додд поначалу принял решение умеренно участвовать во всех насущных вопросах: американского долга и «еврейского вопроса», точнее иммигрантов-евреев из Германии. А Марта, играючи и всерьез, очарована Берлином и немцами.

Многие зеваки поворачивались в его сторону и с криком «Хайль Гитлер!» вскидывали руку в нацистском приветствии. Видимо, они считали, что в машине с двузначным номером (автомобилю американского посла в Германии традиционно присваивали номер 13) разъезжает семейство какого-нибудь высокопоставленного чиновника из Берлина. «Возбуждение, охватившее людей, было очень заразительным, и я “зиговала” не менее страстно, чем самый рьяный нацист», — позже писала Марта в воспоминаниях. Ее поведение ужасало брата и Рейнольдса, но она не обращала внимания на их едкие замечания: «Я чувствовала себя как ребенок, меня переполняли энергия и беззаботность».

Ее по-прежнему зачаровывала жизнь в новой Германии. В очередном письме Торнтону Уайлдеру она просто захлебывалась от восторга: «Молодые люди с сияющими лицами, полные надежд, поют про доблестный призрак Хорста Весселя — с горящими глазами, не путая ни одного слова. Эти немцы — цельные, прекрасные, они добрые, они искренние, они здоровые, загадочно-жестокие, умные, полные надежд, готовые к любви и смерти, глубокие, невероятно чудесные, странные создания, они юные граждане современной Германии, осененной “ломаным крестом” (Hakenkreuz)».

Марта Додд, дочь посла, играет важную роль в книге. Марта описывается как наблюдательный персонаж, который пытается понять и взвешивать происходящие изменения в обществе. С помощью ее романов и интрижек с нацистскими чиновниками (в их числе Эрнст Ханфштанль, близкий друг Гитлера, Рудольф Дильс, глава гестапо в Берлине, и другие) читатель приходит к пониманию политической обстановки того времени. Кстати, интересный факт: тайную государственную полицию (Geheime Staatspolizei), почти сразу начали называть «гестапо»; эту аббревиатуру пустил в ход один почтовый служащий, которому было лень каждый раз писать на почтовых отправлениях полное название структуры.

Книга удивительно легко читается, но также поразительно ярко и мрачно воспринимается. Через толщу событий, лет, знаний, последствий нацистского режима события 1930-х годов воспринимаются как жуткая жуть. Атмосфера страха холодит душу, неопределенность и опасность заполняют воображение и переносят в то смутное время. Книга достойна внимания для думающих и чувствующих читателей, она глубокая и сложная, но невероятно легкая для прочтения. Все события и факты (их много разных) сплетены в почти кинематографическое повествование. Глубокое, сложное, неотвратимое.

Но больше всего Додда тяготило отсутствие логики в мире, в котором он оказался. В какой-то степени он стал заложником собственных знаний и опыта. Как историк, он давно пришел к убеждению, что мир является продуктом действия исторических сил, от решений более или менее разумных людей, и ожидал от окружающих цивилизованного и последовательного поведения. Однако гитлеровское правительство не проявляло ни цивилизованности, ни последовательности, и в стране происходило то одно, то другое необъяснимое событие.