5 Не женитесь на Ариаднах!

Ах... Ариадна, Ариадна... А попроще имени не нашлось? Ну что вы, ни в коем случае! У подобных женщин только такие имена, не иначе, ведь они же... А впрочем, читайте самого Антона Павловича, он как всегда на высоте, потому что представил нашему вниманию очередной особо неприятный типаж, и на сей раз целых два. Мужской и женский. И как бы не подташнивало от них, читать всё ж таки надо, потому что комментарии и пересказы излишни и меркнут на фоне оригинала. Ибо он всё и так сказал. Итак, слабому полу уступаем первенство:

"Это была брюнетка, очень худая, очень тонкая, гибкая, стройная, чрезвычайно грациозная, с изящными, в высшей степени благородными чертами лица. У нее тоже блестели глаза, но у брата они блестели холодно и слащаво, как леденцы, в ее же взгляде светилась молодость, красивая, гордая. Она покорила меня в первый же день знакомства — и не могло быть иначе. Первые впечатления были так властны, что я до сих пор не расстаюсь с иллюзиями, мне всё еще хочется думать, что у природы, когда она творила эту девушку, был какой-то широкий, изумительный замысел. Голос Ариадны, ее шаги, шляпка и даже отпечатки ее ножек на песчаном берегу, где она удила пескарей, вызывали во мне радость, страстную жажду жизни. По прекрасному лицу и прекрасным формам я судил о душевной организации, и каждое слово Ариадны, каждая улыбка восхищали меня, подкупали и заставляли предполагать в ней возвышенную душу. Она была ласкова, разговорчива, весела, проста в обращении, поэтично верила в бога, поэтично рассуждала о смерти, и в ее душевном складе было такое богатство оттенков, что даже своим недостаткам она могла придавать какие-то особенные, милые свойства. Положим, понадобилась ей новая лошадь, а денег нет, — ну, что ж за беда? Можно продать что-нибудь или заложить, а если приказчик божится, что ничего нельзя ни продать, ни заложить, то можно содрать с флигелей железные крыши и спустить их на фабрику или в самую горячую пору погнать рабочих лошадей на базар и продать там за бесценок. Эти необузданные желания порой приводили в отчаяние всю усадьбу, но выражала она их с таким изяществом, что ей в конце концов всё прощалось и всё позволялось, как богине или жене Цезаря.

Часто, глядя, как она спит или ест, или старается придать своему взгляду наивное выражение, я думал: для чего же даны ей богом эта необыкновенная красота, грация, ум? Неужели для того только, чтобы валяться в постели, есть и лгать, лгать без конца? Да и была ли она умна? Она боялась трех свечей, тринадцатого числа, приходила в ужас от сглаза и дурных снов, о свободной любви и вообще свободе толковала, как старая богомолка, уверяла, что Болеслав Маркович лучше Тургенева. Но она была дьявольски хитра и остроумна, и в обществе умела казаться очень образованным, передовым человеком.Ей ничего не стоило даже в веселую минуту оскорбить прислугу, убить насекомое; она любила бои быков, любила читать про убийства и сердилась, когда подсудимых оправдывали."

Ну с ней - то всё понятно, я думаю. Ну зачем я сейчас начну здесь зудеть о том, насколько пуста и омерзительна такая женская натура, увы, встречающаяся нередко. Все и так всё понимают, я думаю. К тому же, большинство из нас знакомы с такими Ариаднами лично, не правда ли? Ох, я даже и отзыв долгое время не хотела писать на этот рассказ, насколько сам Чехов здесь всё прозрачно описал. Да к тому же, у меня от этих образов настроение покрылось какой-то серой мглой и на душе стало так тоскливенько - тоскливенько. Но вот вопрос к некоторым мужчинам, не ко всем, разумеется. Ведь многие из вас очень неглупые... Ну ладно сиюминутная похоть. Господи, но как же вы любите - то таких, да ещё и страдаете, а потом и женитесь на них? Такой вопрос я задавала не только в виртуальных отзывах на книги, а проговаривала вслух вполне реальным мужчинам, которых уважала, поскольку это были очень даже неглупые представители мужской половины с шикарным букетом достойных качеств. Ведь, посмотрите, как начал рассуждать чеховский герой, который - таки дождался своего призрачного счастья с прекрасной Ариадной. Вот ведь как настрадался с никчёмной женщиной, что запел какими-то бреднями на фоне разочарования в женщинах :

" — Пока только в деревнях женщина не отстает от мужчины, — говорил Шамохин, — там она так же мыслит, чувствует и так же усердно борется с природой во имя культуры, как и мужчина. Городская же, буржуазная, интеллигентная женщина давно уже отстала и возвращается к своему первобытному состоянию, наполовину она уже человек-зверь, и благодаря ей очень многое, что было завоевано человеческим гением, уже потеряно; женщина мало-помалу исчезает, на ее место садится первобытная самка. Эта отсталость интеллигентной женщины угрожает культуре серьезной опасностью; в своем регрессивном движении она старается увлечь за собой мужчину и задерживает его движение вперед. Это несомненно.

Я спросил: зачем обобщать, зачем по одной Ариадне судить обо всех женщинах? Уже одно стремление женщин к образованию и равноправию полов, которое я понимаю как стремление к справедливости, само по себе исключает всякое предположение о регрессивном движении. Но Шамохин едва слушал меня и недоверчиво улыбался. Это был уже страстный, убежденный женоненавистник, и переубедить его было невозможно.

— Нужно, чтобы девочки воспитывались и учились вместе с мальчиками, чтобы те и другие были всегда вместе. Надо воспитывать женщину так, чтобы она умела, подобно мужчине, сознавать свою неправоту, а то она, по ее мнению, всегда права. Внушайте девочке с пеленок, что мужчина прежде всего не кавалер и не жених, а ее ближний, равный ей во всем. Приучайте ее логически мыслить, обобщать и не уверяйте ее, что ее мозг весит меньше мужского и что поэтому она может быть равнодушна к наукам, искусствам, вообще культурным задачам. Мальчишка-подмастерье, сапожник или маляр, тоже имеет мозг меньших размеров, чем взрослый мужчина, однако же участвует в общей борьбе за существование, работает, страдает. Надо также бросить эту манеру ссылаться на физиологию, на беременность и роды, так как, во-первых, женщина родит не каждый месяц; во-вторых, не все женщины родят и, в-третьих, нормальная деревенская женщина работает в поле накануне родов — и ничего с ней не делается. Затем должно быть полнейшее равноправие в обыденной жизни. Если мужчина подает даме стул или поднимает оброненный платок, то пусть и она платит ему тем же. Я ничего не буду иметь против, если девушка из хорошего семейства поможет мне надеть пальто или подаст мне стакан воды..."

Ну что это такое, в самом деле? Ариадна оказалась заразной. Влезла в сознание бедного мужчины и всё там перевернула кверху дном. Ну да ладно, буду верить, что скоро разведётся он с ней, и мозги на место встанут у потерянного страдальца. А может, они оба вообще порождение беззаботной, праздной жизни? И качества, данные ей Богом - необыкновенная красота, грация, ум - вполне оказались бы применимы в лучших целях и имели бы гораздо более благородное воплощение, будь у неё настоящее занятие в жизни? Глядишь, и он не женился бы на такой, если б нужно было реально на жизнь зарабатывать, а не клянчить деньги у отца и закладывать имения? Как знать, как знать...