3

«Это рассказ о чувственном, эмоциональном, интеллектуальном и метафизическом воспитании ребенка, родившегося в начале Второй мировой войны, в деревне на юго-востоке Франции, в старинной, католической, небогатой семье. Как и большинство своих текстов, я написал его в настоящем времени: за очень небольшими исключениями. Чувства, мысли, вопросы принадлежат ребенку, - и затем юноше, - в четырнадцать лет решающему стать писателем, - а возникающие при этом идеи, убеждения, терзания обусловлены его окружением, временем, местом».

Дневниковая форма и повествование в настоящем времени обычно используются писателями, чтобы сделать читателя непосредственным «участником» описываемых событий, пробудить сочувствие и сопереживание. Но читая «Воспитание», сложно избавиться от ощущения, что между читателем и героем как будто существует стеклянная ширма, преграда, преодолеть которую невозможно, да и опасно; автор словно предупреждает читателя: смотри, но не прикасайся. Может быть, это и автобиографическая книга, но больше похоже на антропологическое исследование «детства» как этапа жизни.

Бесстрастное изучение процесса формирования сознания. Ранее детство, образ матери, Бог и религия, многочисленные родственники, Франция, дом, война, школа, книги, природа, Мари-Пьер с торчащими зубами… И всё же калейдоскоп воспоминаний никак не желает складываться в единую картинку. Трогательные описания первой встречи с Рембо («я вижу и читаю первую строфу «Пьяного корабля», а затем, сняв костюм и покинув сцену, уношу том в учебный зал, где читаю стихотворение уже целиком: мое сердце бьется все чаще внутри ярко озаренной груди, я выбегаю и трижды обхожу территорию коллежа, тяжело переводя дух») соседствуют с напыщенными сентенциями об итогах войны («герои, заплатившие высокую цену и узнавшие на телесном и духовном опыте, что значит сопротивление, с братским снисхождением взирают на рабочий люд, честь которого они отстояли»); идиллическое воспоминание об отце («будь же со мной подобрее») сменяет откровенная грубость («задница Д., выгнутая так, чтобы можно было приставить свой перед, застит мой взгляд»). Словно каждое светлое и возвышенное воспоминание обязательно должно уравновешиваться воспоминанием (или комментарием) бесстыдным и циничным.

В одном из «профессиональных» отзывов «Воспитание» характеризуется как «вполне традиционные воспоминания о детстве, становящиеся интересными прежде всего за счет контраста с привычной радикальной манерой Гийота». Вероятно, контраст присутствует. Но я бы сказала, что история воспитания Пьера Гийота, несмотря на сентиментальность воспоминаний как таковых, носит весьма откровенный характер, без стеснений и фигур умолчания. И встречающиеся здесь интимные подробности процесса взросления мальчиков вполне способны шокировать. Особенно благовоспитанных девочек.